Весь следующий день бойцы провели в снегу. В целях безопасности не разжигали костров, не рыли ям, – никакого смысла не было разрывать снег, а потом ещё и долбить мёрзлую землю. Единственное, чем смогли себе помочь, – натаскали хвойных веток и на них улеглись.
К вечеру мороз окреп. Пальцы рук не слушались, пытались согревать их дыханием, но эффект длился максимум минут пятнадцать. Тяжелее всего приходилось дозору, в который пошли, как самые опытные, Емельян с Лёхой. Если на хвое лежать ещё было терпимо, то лицо приходилось периодически растирать. Причем не голыми руками, а настоящим спиртом. Запасливый Емельян как-то прихватил с собой в мешок в отдельной фляжке спирт, сейчас он очень пригодился.
– Внутря себя бы принять, – мечтательно произнёс Лёха, содрогаясь всем телом, но не стал этого делать. Пить спиртное на разведвыходе категорически воспрещалось, можно было загреметь и под трибунал, а Кудрин- мужик суровый и пьянства ни за что не потерпел бы при выполнении боевой задачи. Несмотря на прежние заслуги и личное отношение. Да и пьяному на морозе можно было заснуть и не проснуться вовсе.
Прижавшись плотнее друг к другу и растираясь спиртом, бойцы дождались темноты.
Луна зябко освещала искристый снег. В ночном свете снег казался Емельяну почти магическим оберегом, позволяющим защититься и укрыться от врага. Зимой он попал на фронт, и по сравнению с летним временем можно было легко заметить разницу в поведении фрицев. Если летняя активность проявлялась очень ярко, то зимой они будто бы впадали в спячку и лишний раз не смели и носа показать из своих блиндажей и окопов. Несмотря на то, что тянулась вторая зима войны, немцы до сих пор не могли себя обеспечить в полной мере тёплыми вещами, – в разведке об этом знали не понаслышке. Тогда как советских воинов просто заваливали полушубками, телогрейками, валенками. Причем значительная часть высылалась простыми русскими людьми, которые колхозами и заводами собирали и отправляли самое необходимое на фронт. Бойцы чувствовали поддержку тыла и старались всеми силами оправдать доверие соотечественников.
Вспоминал Емельян и о Фросе: «Дорогая моя Ефросинюшка!… Редко получается писать тебе, фронтовая жизнь наша совсем не оставляет времени на письма. А писать то хочется. Хочется всю тоску свою излить беспробудную, что наполняет нас каждый раз, когда мы слышим вой снарядов и свист пуль, когда смерть вихрем проносится между нас, забирая себе молодых и здоровых! Лишь только бы вернуться обратно в дом родной к своим близким… Нет счастья большего в этой жизни, как вернуться к тебе и вновь взглянуть в твои очи, обнять твои плечи. Тоска гложет глубокая по родным краям…
Сейчас я под Ленинградом. И слов всех не хватит описать, что творится в нём, как живут здесь люди. Выживают даже, а не живут. Мёрзнут, голодают, но держутся, – даже оторопь от мысли, что случится, если город не выстоит. Коммунистов среди нас мало, но даже всякий беспартейный и неграмотный понимает, что нельзя ждать пощады и милости от фашиста, что нельзя прогнуться на фронте. Костьми все ляжем, но отстоим родных людей и свой очаг. Увидел фашиста, – убей его, вот какова наша главная заповедь! Здесь каждый готов блюсти её до последнего вздоха.
Ну а ежели сгину на фронте, так помни всегда обо мне, холостой али замужней. Помни, что был такой Емелюшко, готовый жизнь отдать за родную душу. Испокон веков так велось у русских, – Бог даст, останется это правило в народе неизменным!…
До новых писем, до новой весточки, разлюбезная моя Ефросинья!…»
Слезы предательски навернулись на глазах, Емельян уткнулся в рукав полушубка. Обожгло холодом переносицу.
«Собрался, рохля! На разведвыходе находишься, у фрица в гостях! Скиснешь, – Ефросинья в сотни раз больше слёз прольёт», мысленно укорил себя морпех.
Еле качнулась ветка сосны в сторону, это подошла, очередная смена дозорных. Сумерки потихоньку рассеивались, -над лесом поднималась ярко-пурпурная заря.
Наблюдение велось двое суток. Удалось точно установить, что смена всего караула на мосту производилась раз в двое суток. Караульные, три человека, располагались в небольшом запущенном домике, чем-то похожим на будку обходчика.
Немцы постоянно сидели в помещении. На смену они приехали с зарядными ящиками, очевидно, что в домике находился ещё и пулемёт. Наличие такого существенного фактора и сдерживало Кудрина от мгновенного штурма.
В разведке важна каждая мелочь. Именно мелочь то и помогла разведчикам.
Читать дальше