Развернул «чёртову машину», как говаривал старшина Кузьмич, выдал очередь по рубежам фрицев. Сверху ему были отчётливо видны фигурки своих бойцов.
Емельян ненавистно выжимал гашетку, удерживая ствол по направлению к ненавистным чёрным силуэтам. Грохот выстрелов чрезвычайно бодрил.
– Аааа, сучье вымя! Вот вам Волга, вот вам Сталинград!
Патроны в ленте кончились. Пристёгивая следующую, он кричал:
– Сердечный привет от Емельяна, от Ефросиньи, от всей Сибири!!!!
Вновь прильнул к прицелу, нажал гашетку. Немецкий пулемёт косил немецких же солдат.
Под прикрытием длинноствольного «дракона» красноармейцы прошерстили все цеха, остатки гитлеровцев ушли через площадь вглубь города.
К разгорячённому Рожнову, взъерошенному, в расстёгнутой тужурке, подлетел тучный майор
– Комбат майор Чистяков, – представился командир стрелков.– Командованием предписано гнать врага дальше из самого города.
Затем наклонился и внушительно произнёс:
– Фронт слева и справа от нас также в наступлении.
– Ну что же, наступать так наступать! Сколько можно драпать? Полундра! – разгорячённый комроты, казалось, не знал усталости.
Всегда бывший при нём старшина лишь только фыркнул. Верно, горячие какие…
Командиры собрали своих людей и с упоением повели в атаку прямо из каменного жерла цехов на серую унылую площадь.
Нестройные ряды атакующих вырвались на простор. На другом конце площади высились вражеские баррикады. Бойцы высыпались кучей с оружием наперевес, забористый мат разлился по всей округе.
Внезапно с улицы, примыкавшей к площади, выкатился к баррикадам чёрный немецкий танк, чудовище с крестами на бортах. Вряд ли кто-то что-либо смог сразу сообразить, то ли из-за эйфории боя, то ли из-за того, что не могли сразу разглядеть вражескую махину. Танк лихо повернул свою башню и ствол озарился пламенем.
Снаряд осел прямо где-то в центре бегущих, разметавший тела по всей площадке. Первая линия бежавших чуть сбавила темп, пытаясь остановиться, но задние напирали столь рьяно, что этого невозможно было сделать.
Танк послал второй снаряд, опять в самую солдатскую массу. Ему начали вторить противопехотные пушки, которые подкат или к баррикадам, а следом подоспел ещё один танк и методично подключился к обстрелу.
Мясорубка… Наверное, и тысяча самых разудалых головорезов, ведомых самим дьяволом, не смогла бы такого натворить, пролить столько крови, сделать из здоровых мужчин и ребят сразу стольких калек и мертвецов, сколько сделали эти бездушные машины войны. Как по осени крестьянин собирает свой урожай, так и старуха с косой собирает свою жатву.
На разрытой снарядами земле лежали люди, а кое-где и просто разорванные туловища. Попадались целые и вполовину, ноги, руки, головы, каски, оружие, амуниция, – всё перемешалось. Крики раненых вперемежку со свистом снарядов.
Снаряд взорвался где-то позади Злотникова, но голову тут же пронзила боль. Совершенно пропал слух, по спине словно пробежал электрический разряд. Руки выпустили автомат, ноги онемели и не слушались.
«Ну всё, конец. Отвоевался… Фросенька, прости, подвёл тебя», – пролетели мысли в голове молниями.
Упал на четвереньки, он затем полностью прижался к земле. Но сознание не терял.
Голову мотало из стороны в сторону, поджилки тряслись. Всё вокруг происходило как в немом кино. Впервые его видел Емельян, когда попал в город Барнаул. После немого показывали картину «Если завтра война». Как разительно отличался этот фильм про войну от реального происходящего!
Инстинктивно боец потянулся к оружию, успел схватить, даже по привычке проверил патроны в магазине.
«Слабо, всего семь», – мелькнуло в голове, захотелось приподняться. Закинул автомат за спину, опёрся руками о землю, силясь опереться на ноги, не получалось, ноги были словно ватные. В голове непрестанно шумело, уши как будто бы наглухо были забиты чем-то металлическим, абсолютно ничего не было слышно. Внезапно пришло осознание: «Чёрт, это же контузия!… Не смерть, не рана, а контузия!». Комья холодной земли попали за шиворот, Емельян вспомнил, что всё ещё находится под обстрелом. Тело уже машинально прильнуло к земле, двигаться приходилось ползком.
Изрытые воронки, гарь, трупы в неестественных позах, – всё это вперемежку устилало площадь. Самыми ужасными и почти театральными выглядели части тел, они казались оторванными от манекенов и выкинутыми на площадь, будто бы за ненадобностью. Но покрывавшая всё вокруг кровь красноречиво свидетельствовала об отсутствии всякой бутафории.
Читать дальше