Павел Гельбак - Сын чекиста

По установившейся в бригаде Грома традиции, на боевые задания командиры подразделений посылали лишь того, кто перед лицом товарищей произнес и собственной подписью скрепил Торжественную клятву партизана. Сегодня Владимиру Вялых вместе с группой молодых парней, пришедших в отряд, чтобы избежать отправки на работы в Германию, и двумя солдатами, сбежавшими из эшелона военнопленных, предстояло принимать клятву.

После крепкого послеобеденного сна Вялых проснулся с чувством приподнятости, обычно предшествовавшей большому, важному событию. В лесу пряно пахло старыми листьями, сырым мхом. Десятки других нежных, тонких, едва уловимых запахов наполняли воздух. Вялых упивался чарующей прелестью леса. Рядом с ним лежал на спине, подложив руки под голову, Рывчук и мерно посапывал. Вялых сорвал длинную травинку и стал ею водить по его лицу. Рывчук попытался отмахнуться от «назойливой мухи», но она продолжала донимать. Он зевнул и открыл глаза.

— Чего дурачишься, Вовка? — беззлобно спросил он.

— Хватит дрыхнуть! Я партизанскую клятву сегодня принимаю, а ты спишь как сурок, — ответил Вялых и подумал: трудно ему будет принимать клятву, если он не сможет честно смотреть в глаза другу.

Надо же такому случиться! Оба полюбили одну женщину! Рывчук считает Наташу своей женой, а в партийный билет Вялых вложена ее фотография.

— Хочешь, тезка, я исповедуюсь перед тобой?

— Ты? Передо мной?

— Чему удивляешься? — спрашивает Вялых.

— Валяй рассказывай, раз приспичило... Только сначала выслушай меня.

Владимир Рывчук рассказал Вялых о том, как за несколько часов до войны по приказу командира погранотряда он и еще один офицер отправились на аэродром, чтобы доставить в центр перебежчика — немецкого коммуниста. До аэродрома они добраться не успели. Угодили под бомбежку. Пока отлеживались в кустах, в машину попала бомба. Они долго бродили в лесах, окруженных немцами, наконец натолкнулись на группу окруженцев, которые потом и составили партизанский отряд Грома. Теперь это бригада. Все трое — офицер из погранотряда, он и немецкий коммунист — до сих пор в этом отряде.

Закончить рассказ Рывчук не успел — раздалась команда. Новое пополнение выстраивается под развернутым Красным знаменем бригады. На столе — лист бумаги с текстом партизанской клятвы. Под ней каждому из вступающих в отряд предстоит поставить свою подпись. Вялых, вытянувшись по стойке «смирно», впился глазами в знамя. Вслед за комиссаром новички хором повторяют слова клятвы:

— «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды партизанского отряда, клянусь быть верным Советскому правительству и Коммунистической партии...»

Взволнованно-торжественно звучат приглушенные голоса. И кажется, не только партизаны, притихший лес, но и вся страна, весь народ слушают.

— Клянусь, что буду бить беспощадно фашистов и их агентов, не щадя ни крови, ни жизни своей.

В ушах еще звучат слова партизанской клятвы, а Рывчук и Вялых уже отправились на выполнение боевого задания. Им приказано разведать подступы к казармам батальона карателей, установить места, где стоят посты, время смены часовых.

Городские подпольщики предупредили Грома, что каратели стягивают силы, готовят нападение на партизанскую бригаду.

С высокого холма древний город кажется нанесенным на полотно кистью талантливого художника. Неповторимо прекрасный, измученный, истерзанный оккупантами город! Среди зеленых развесистых кленов и лип, нависая друг над другом, спускаются в ложбину двускатные черепичные крыши, сверкают на солнце позолотой крестов купона церквей.

Ночь разведчики провели на кладбище. Под ночлег они облюбовали усыпальницу древнего шляхетского рода. Она величаво возвышалась на гребне холма. Ее круглый купол увенчан крестом. На мраморной доске, прикрепленной под крышей, высечено: «Уповаем на бога». Причудливые портики, стены облицованы розовыми и зелеными плитками кафеля, в ажурных переплетениях окон вставлены веселые разноцветные стекла. Все это резко отличает усыпальницу от других скорбных склепов кладбища. С двух сторон холма к усыпальнице ведут широкие гранитные ступени. С боков лестниц, от самой вершины до подножия холма, теснятся, прижимаясь друг к другу, как бедные родственники в приемной ясновельможного пана, могилы горожан.