Утром того же дня, когда Джанибек совершил месть над пастухом, решившим опозорить его перед людьми, Тюре и мирза встретились. Чтобы никто не смог их подслушать, бий велел расстелить гостевой дастархан на вершине зеленой сопки в стороне от аула.
Не нарушая законов степного гостеприимства, Тюре не спешил с разговором. Он угощал мирзу сочным и жирным мясом яловой кобылы, заботливо подливал в его пиалу пахнущий степными травами кумыс, рассказывал новости, которые приносил в его аул степной узункулак.
Незаметно разговор перешел на дела Орды. Тюре умел задеть в человеке те струнки, которые сам же и выбирал. Недаром говорят, что если открытой раны касаться даже мягким шелком, все равно будет больно. Бий говорил о троне, о Таныбеке, и в голосе его слышалось то сожаление, то осуждение. И слова его достигли сердца Джанибека. Слушая Тюре, он поверил, что трон должен принадлежать только ему одному, и никому больше из сыновей Узбека. Править Золотой Ордой может только человек, который не боится переступить узы родства и который не останавливается ни перед какими препятствиями, появляющимися на его пути.
Прощаясь с мирзой, Тюре-бий многозначительно сказал:
– Если кто-то задумает тебя обидеть, то смелые мои джигиты будут на твоей стороне.
Это был уже не намек, а твердое обещание поддержки, если Джанибек решится выступить против брата.
* * *
Джанибек вернулся в Орду вечером. Еще издали увидел он, что перед каждой юртой воткнут шест с черным конским хвостом. Это была верная примета, что умер кто-то из уважаемых людей, принадлежащих к ханскому роду.
По обычаю, первым встретил его у юрты старик аксакал, чтобы сообщить печальную весть.
– Горе нам! – сказал аксакал. – Сегодня ночью кто-то убил стрелой твоего младшего брата Хизырбека близ юрты твоей токал Жанбике!..
Кровь отлила от лица Джанибека. Он вскинул голову и сквозь зубы спросил:
– Что делал среди ночи мой брат у юрты Жанбике-хатун?
Аксакал прикрыл глаза тяжелыми морщинистыми веками. Он понял намек, который прозвучал в словах мирзы: действительно, что делать человеку ночью возле юрты жены брата?
Старик вздохнул.
– Хизырбек, говорят, ехал из табуна… Может быть, его мучила жажда, и к кому как не к жене брата заехать, чтобы выпить чашу кумыса, если юрта ее на пути твоего коня?
Джанибек понял, что аксакал обо всем догадывается, но стоит согласиться с ним, и тогда убийство Хизырбека будет выглядеть не как месть, а как заранее задуманное преступление.
– Виновного поймали?
– Нет.
Выцветшие, как осеннее небо, глаза старика с немым укором смотрели в лицо Джанибека. Даже старейшинам не дозволено вмешиваться в дела чингизидов. Неужели мирза не понимает, что люди сразу же опознали его стрелу, и близкие Хизырбека уже отправили к хану Таныбеку гонца и велели ему назвать имя убийцы?
– Когда будут хоронить Хизырбека?
– Завтра утром.
Движением руки Джанибек отпустил аксакала и под пристальным взглядом десятков людей, прямой, с окаменевшим лицом, пошел он в свою юрту. И только здесь, оставшись один, мирза дал волю чувствам. Джанибек любил младшего брата. И, быть может, никогда бы не поднял на него руку.
Утром следующего дня, в окружении верных нукеров, мирза отправился на похороны в аул брата. Никто из встреченных не посмел посмотреть ему в лицо, никто не уронил упрека.
И, пока завершался обряд погребения, лицо мирзы оставалось спокойным и хмурым, а глаза ни разу не увлажнили слезы.
Вернувшись в свою Орду, так и ни разу не встретившись с Жанбике, он повелел с большим почетом отправить свою младшую жену к родителям.
Потянулись тревожные дни. Джанибек знал, что старший брат не простит ему убийства Хизырбека. Он обязательно воспользуется случаем, чтобы свести счеты, но как это сделает – оставалось только гадать. Быть может, хан подошлет убийцу, а быть может, отправит отряд, чтобы стереть с лица земли аул мирзы, а самому ему переломить позвоночник.
После семидневного поминания Хизырбека все прояснилось. Верный человек, прискакавший из ханской ставки, сказал:
– Таныбек страшно гневается. Он поклялся кровью смыть кровь. Хан разослал гонцов по кочевьям и велел собрать войско. Готовься к битве, мирза.
Джанибек понял: путь к отступлению отрезан. Оставалось или до конца идти вперед, или умереть. Не за брата мстил Таныбек, а просто представилась возможность оправдать в глазах народа желание избавиться от возможного соперника. Кто заступится за убийцу? Зато на стороне мстителя все.
Читать дальше