Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

Следовательно, ее решение основывалось в большей мере на гордости и на общественном мнении, чем на духовном смысле ситуации. С того времени как ее муж в сущности публично отрекся от нее и открыто намеревается жениться на другой женщине, такой уход был бы истолкован как отступление, как молчаливое признание его прав, или в крайнем случае его силы. Поэтому ее нельзя было принудить ни угрозами, ни уговорами, и после этого не осталось ничего другого, как слушание дела in foro publico, на церковном суде. Вследствие этого Уолси и Камподжио предписали королю и королеве предстать перед ними в Блекфрайерсе 18 июня 1529 года.

К этому времени Екатерина чувствовала, что окружена недоброжелательством, но в действительности ее позиции были гораздо сильнее позиций короля. С разрешения Генриха она назначила совет, который должен был защищать ее на суде. Его членами были Уильям Уорхэм, архиепископ Кентерберийский, Джон Фишер, блестящий епископ Рочестерский, Луис Вивес и Георг Атекуа, ее испанский духовник, который также руководил епархией Ландэфа. Важнее всего было то, что дело Генриха находилось в состоянии полного кризиса. В Испании объявилось, вдобавок к булле Юлия 1503 года, письмо, датированное тем же временем [67] Letters and Papers, IV, 3844; Cal. Sp., Ill, ii, 845. . У Екатерины была копия, которую она хранила у себя, и из просочившейся информации было совершенно очевидно, что это письмо полностью подрывает законодательную комиссию кардинала, которая имела дело только с буллой. Король делал отчаянные попытки преодолеть это препятствие, возобновив дипломатические контакты в Риме, и когда они потерпели неудачу, определилось несколько возможностей, при которых папа мог позволить ему решить главную проблему. Предполагалось даже, что они оба, Генрих и Екатерина, должны согласиться удалиться от мира при тайном условии, что папа потом освободит его от обета! Климент уклонился от участия в подобном мошенничестве, но не сохранилось сведений, удалось ли ему сохранить лицо. Дело приняло еще худший оборот, когда закончилась война Франции с империей и папа вошел с императором в еще более тесный союз. Генрих не мог найти ни одного способа добиться своей цели. В апреле Екатерина тайно попросила Климента отозвать это дело в Рим, и к тому времени, когда назначен был суд, император присоединился к просьбе Екатерины, придав ей характер официального запроса. Несмотря на свои бедствия, королева не только имела более разумные юридические советы и более выгодную ситуацию, но весь расклад политических событий был в ее пользу.

В Англии под жестоким давлением требовали быстрого решения, а на Рим давили с еще большей жесткостью, требуя отмены суда. И Климент, и Кампеджио обезумели от беспокойства и растерянности, и в течение нескольких недель правая рука не знала, что делает левая. На первой сессии в Блекфрайерсе королева неожиданно появилась собственной персоной только для того, чтобы заявить суду свой протест и формально обозначить свое обращение в Рим. На второй сессии, 21 июня, на суд явились и Генрих и Екатерина:: он для того, чтобы заявить о своих непреодолимых угрызениях совести, она — чтобы умолять его, наверняка для благотворного воздействия на общественное мнение, не бесчестить ее и не лишать прав их дочь. Затем она удалилась, объявив, что не признает законность церковного суда. Ее объявили не подчинившейся решению суда, и в дальнейшем процесс продолжался без нее, но это была единственная победа, которой радовался король, если это вообще можно было назвать победой. Джон Фишер продолжал защищать дело королевы в ее отсутствие, демонстрируя огромные знания, которые создали ему славу выдающегося человека. Но он не выдерживал строгого порядка улик и свидетельств, многие из которых были в той или иной мере в пользу Генриха. В течение нескольких дней в лагере короля, который, разумеется, не ведал о подлинных инструкциях, полученных Кампеджио, царил показной оптимизм. Однако к 27 июля дело застряло в бесконечных формальностях, которые могли возникать спонтанно, а могли и подставляться опытным и все более испуганным легатом. Уолси признал себя побежденным и срочно отослал тайное письмо Клименту, прося его разрешить срочно завершить это дело, чтобы оно ни в коем случае не рассматривалось в Риме [68] Letters and Papers, IV, 5797. . Но когда это письмо пришло, было уже слишком поздно. 13 июля папа поддался давлению императора, аннулировал комиссию и приказал Генриху явиться на священный римский суд.