На рейде Шанхая стояли корабли союзников. Матросы на реях увязывали паруса, в сторону берега отчаливали шлюпки.
Капитан Баллюзек уважительно хмыкнул:
– Внушительный флот у союзников…
– Целая армада, – отшвырнув ногой консервную банку из-под бристольской тушёнки, проговорил Шимкович и, подняв плоский камень, с силой пустил его по воде. Глаза его блестели удалью. Шлёпнув раза три по её зыбкой поверхности, камень скрылся из вида: нырнул под волну. – Теперь Пекин откроется, как табакерка, и богдыханчик затрясёт своей башкой.
Все рассмеялись. Юный топограф говорил редко, но образно.
Пока они шли по набережной, спускались к морю и шли вдоль берега, никто не заметил, как за ними увязался коренастый китаец с перебитым носом. Правую руку он держал в кармане. За его спиной висела дорожная торба из толстой буйволиной кожи, а на ногах были крепкие солдатские ботинки. В таких ботинках щеголяли пираты и головорезы флота её величества: десантники и штурмовики.
– Адмирал Хоп сказал, что союзный десант готов к штурму китайских крепостей, и прежде всего форта Дагу, запирающего вход в устье реки Бэйхэ, по которой можно дойти до Пекина, – сказал Игнатьев. – Уже подошли транспорты с полками, укомплектованными из индусов, африканцев и южноазиатского сброда, вплоть до корейцев.
– Среди наёмников есть и китайцы, – выказал свою осведомленность Вульф, внимательно читавший все газеты, которые можно было раздобыть в Шанхае. Многие из них издавались в Гонконге, давно и прочно оккупированном англичанами.
– Если британцы уже сто лет назад считали Восточную Азию территорией своих интересов, то что мешает им теперь считать Китай сферой своего влияния и нанимать местных жителей для своих неблаговидных целей? – задался вопросом Татаринов и пожал плечами. – Ничего. Они давно прибрали Гонконг к своим рукам. Их там целая колония во главе с губернатором.
– Это их черта. Будь на острове даже один-единственный британец, он тут же назовет себя губернатором и станет требовать ежегодного жалованья от своего правительства. – Игнатьев усмехнулся и заложил руки за спину, глядя на теряющийся в морской дымке горизонт. Китаец с перебитым носом тенью скользнул за рыбачью лачугу, затаился и потянул руку из кармана. Стайка грязных оборвышей перепархивала от одной прибрежной лавчонки к другой, от торговца жареной рыбой к продавцу морской капусты, от раскаленного противня к глиняной миске, с веселой непосредственностью никогда не унывающего детства, успевая клянчить милостыню, шпынять друг дружку и задевать прохожих. При этом самые отчаянные нагло обворовывали тех, кто зазевался. Встретится разносчик пирожков, заговорят ему зубы. Покажут фокус. Сунут в один карман куриное яйцо, а из другого вытащат пригоршню табаку. Пройдутся на руках, подрыгают ногами, кувыркнутся через голову, смахнут с коленей пыль и рванут во все лопатки, гогоча и прихлопывая себя по ляжкам, зная, что у одного из них за пазухой пригрелись пирожки со сладкой тыквенной начинкой, а может быть, и с мясом. Ноги в цыпках, руки в ссадинах, а тело – в непреходящих болячках, заскорузлых струпьях.
– Исповедуй Китай христианство, в нём не было бы сирот, – нарушил молчание Татаринов и проводил ребячью ватагу грустным взглядом. Дмитрий Скачков, камердинер и телохранитель Игнатьева, единственный, кто не вступал в разговор и постоянно был начеку, бесцеремонно погрозил побирушке, неизвестно как отставшему от сверстников и присевшему на корточки с вытянутой рукой.
– Пшёл, сопля бесстыжая! – гаркнул он на него так, что тот от страха упал на спину. – Пристаёшь к благородным, холера!
– Дмитрий! – осуждающе воскликнул Николай и резко повернулся, желая распечь его за недостойное христианина поведение, и в тот же миг стальное лезвие ножа, брошенного из-за укрытия, вонзилось в парадный погон, разорвало золочёные шнуры. Не повернись Игнатьев, не сделай движения в сторону с лёгким наклоном плеча, клинок вошел бы точно под лопатку. Дмитрий тотчас сбил его на землю, прикрыл собой и выхватил револьвер. Баллюзек и Шимкович что есть мочи побежали за удиравшим китайцем, на спине которого болталась торба из буйволиной кожи. Как ни быстро бегали офицеры, но догнать прыткого, словно заяц, шпиона так и не смогли. А стрелять ему вслед не решились: на берегу было много людей. Сказали бы, что русские перепились и открыли огонь по туземцам.
– М-да, – поднимаясь с земли и отряхиваясь, проговорил Игнатьев. – Господин Су Шунь действительно злопамятен.
Читать дальше