Александр Немировский - Пифагор

— Здесь не Индия, — отозвался Поликрат. — А насчёт дорогого? Вот что. Я откажусь от перстня. У меня нет вещи дороже его. И ты будешь свидетелем того, как он исчезнет в пучине. Вот здесь, перед мысом Канфарион, самое глубокое место.

Поликрат снял с пальца перстень и, закрыв глаза, бросил его за борт. Проследив за описанной дугой, Пифагор перевёл взгляд на тирана. И сразу же его оглушил поток мыслей, считываемых с губ Поликрата. «Вот и нет перстня, как нет и дружбы. Амасис беспокоится обо мне, а Силосонта не только не задержал, а отправил на своём корабле в Навплию. Пора действовать. Выделю Меандрию пять кораблей. Этого хватит, чтобы покончить с осиным гнездом».

Поликрат повернул голову.

— Вот я без перстня, — проговорил он. — Ощущается непривычная лёгкость. Надо будет заказать другой.

«Такого, как тот, ты не найдёшь! — подумал Пифагор. — Он был броней, мешавшей мне узнать о твоих намерениях».

— Да, к вещам привыкаешь, как к чему-то живому. Но ты не огорчайся. Главное, что внял совету друга, — проговорил он.

Достигнув западной оконечности острова, судно свернуло в открытое море. Слева по борту возникали и рушились пенные гребни. Это скопище острых скал и подводных камней мореходы называли некрополем кораблей и старались к нему не приближаться. Впереди островок Рипара, обиталище чаек. Зобастые и тяжеловесные, поднявшись в воздух, они становились похожими на гаммы [30] Гамма — третья буква греческого алфавита, обозначала не только звук «г», но и число «три». . И Пифагор начал их машинально складывать. Получилось тридцать шесть.

Судно развернулось ещё раз и двинулось вдоль южного берега, блестевшего песчаной полосою пляжа. В глубине показались гора Хесион и у её подножия — освещённый закатом храм Артемиды. Здесь был исток Имбраса, считавшегося супругом Хесион и отцом Окирои. Отсюда недалеко до Герайона, а там уже гибельный Парус и гавань.

Какое-то смутное воспоминание шевельнулось в душе Пифагора, но тотчас же ускользнуло.

— Эвпалйн обещает уничтожить это бельмо на глазу Самоса, — услышал он голос Поликрата. — Но не знаю, успеет ли.

Город ещё спал. Молчали на насестах петухи. До слуха Пифагора доносилось лишь уханье ночной стражи стен — сов — и ещё какой-то посторонний шум. Пифагор поспешил на него и нагнал телегу с мусором. Присоединившись к ней, он покинул город незамеченным.

Рядом со свалкой проходила дорога, пересекающая город с юга на север в самом узком месте. Пифагор шагал, насвистывая любимую мелодию, которую ещё в детстве напевала ему мать. Проснувшиеся дневные птицы подхватили её, дополнив своим щебетом и хлопаньем крыльев.

Небо быстро светлело. За перевалом дохнуло Бореем. Поправив растрепавшиеся волосы, Пифагор прибавил шагу и вышел на берег. Вот и бухта, куда переправлены рыбаки. По колено в воде четверо тащили сеть, кажется не подозревая, что кто-то за ними наблюдает.

И словно туман застлал глаза Пифагору. Когда же он рассеялся, изменилась панорама. Вместо узкой бухты взору открылся плоский песчаный берег и плывущий к нему керкур, а на нём человек, в котором он узнал самого себя. Рыбаки с берега махали ему руками, среди них девушка, её лицо показалось Пифагору давным-давно знакомым, но он никак не мог вспомнить, кто она.

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Пифагор не имел власти над своей памятью. Скорее она обладала властью над ним, неожиданно раскрывая эпизоды прошлой жизни. Но ему не удавалось соединить обрывки видений в нечто целое. Об Эвфорбе и его схватке с Менелаем писал Гомер, но Гомеру не было известно об учёных занятиях Эвфорба. Что касается последней жизни, проходившей на прилегавшей к Делосу Рении, то не было никакой надежды узнать что-либо от постороннего лица.

Взглянув на берег, Пифагор увидел рыбаков с обильным уловом. Он сбежал по склону. Рыбаки, услышав шум шагов, обернулись. У одного из них, сгорбленного старца, глазницы были пусты, однако черты лица показались Пифагору знакомыми. Старец подошёл к Пифагору, и тот ощутил лбом и щеками прикосновение бегающих холодных пальцев. Неожиданно старик вздрогнул и испустил вопль.

— Пирр! Друг мой! Ведь мы с Мией тебя похоронили на Рении! Поставили тебе кенотаф [31] Кенотаф — ложная могила. В древности было принято сооружать кенотафы людям, чьё тело не найдено. . Где же ты был все эти годы? Почему не давал о себе вестей? А впрочем, что я? Ты ведь не знал, что Писистрат превратил нашу Рению в некрополь, перенеся туда могилы с Делоса, а Поликрат приковал её цепью к Делосу и посвятил Аполлону.