Они вновь вышли на дорогу.
— Скажи, отец, — проговорил Пифагор, — почему ты, не имея земель и обходясь без рабов, осуждаешь Поликрата за его меры против геоморов? Вспомни, что и в Афинах Солон, хотя он сам был знатного рода, лишил эвпатридов [16] Эвпатриды — афинская знать.
их преимуществ. К тому же Поликрат спас остров от персов. Ведь на нашем Самосе нет залежей золота и серебра. Их заменили овцы и козы — для строительства самоян требовались деньги... Выходит, овцы спасли остров от персов.
— Не знаю, что тебе сказать.
— Вот я вижу — течёт полноводный Имбрас, — продолжал Пифагор. — Если бы Поликрат не приказал пробить Ампел, река бы давно высохла и воды на столь разросшийся город могло бы не хватить. И конечно же без большого количества рабов такой труд не осуществить. Пришлось вести войну.
— Но Поликрат вёл войну с эллинами! — вставил Мнесарх. — Рабами сделались не варвары, а лесбосцы. Среди них — представь себе! — был племянник Сапфо, и он не возвратился на свой остров.
— Видимо, погибло много других лесбосцев и нелесбосцев. Поликрат для обитателей Лесбоса и других неионийских островов хуже чумы; для ионийцев же, порабощённых персами, насколько я понимаю, он величайший из героев. Злодей и герой в одном лице! Такую двойственность можно обнаружить едва ли не во всём. В рассказах эллинов и варваров о богах и героях и об их противниках — титанах и драконах, если, конечно, повествователь не Гомер, есть много такого, что может быть сочтено выдумкой, но в выдумке немало правды, иногда высшей. Зло и добро, невежество и мудрость, вымысел и правда, женское и мужское — ни одно не может обойтись без другого, ему противоположного, создающего равновесие и рождающего гармонию. Но вот я вижу храм Геры. Прервём нашу беседу до поры.
Остов огромный разобран на блоки,
Люди на известь их пережгли.
Я по Священной шагаю дороге,
Ноги мои по колено в пыли.
Но ведь не занято храма пространство,
И возникает в сознании он.
Здравствуй, моё Пифагорово царство
С мраморно-белым лесом колонн.
Святилище высилось на холме. Обращённое колоннадой к морю, оно сбегало к нему широкой гранитной лестницей. Вместо одного ряда колонн выросло пять, завершающихся изящными капителями. Фронтон заполнился мраморными, пестро раскрашенными фигурами. Левый угол его захватил полулежащий бородатый муж с рожками на курчавой голове. Конечно же это поток Имбрас. Центр заняла ива с раскинувшимися по обе стороны ветвями, образующими некое подобие шатра. В нём — изображённая по пояс женская фигура. В благословляющем жесте руки, в сдержанном повороте украшенной диадемой головы ощущалось величие. Гера выходила из земли, поддерживаемая двумя девами. В правом углу полулежала обнажённая молодая женщина с флейтой — наверняка Окироя. Имбрас и его дочь — свидетели появления на свет великой богини, покровительницы Самоса.
«О, как же это всё не похоже на храм Феодора! — размышлял Пифагор. — Утрачено гармоническое изящество геометрических линий. Треугольник, ключ вселенной, отягощён чуждой ему сценой. И разве чудо нуждается в свидетелях? С лица Геры ушла беспомощная застенчивая улыбка, присущая старинным священным изображениям.
Прижатые, словно приросшие к телу руки, отделившись, приобрели женскую полноту. Азия не только захватила ионийское и эолийское побережья, она, перешагнув пролив, овладела душами новых самосских художников, презревших древний отеческий стиль».
Пифагор поставил ногу на ступень.
«Сколько потребуется столетий, чтобы она сравнялась с теми, истёртыми», — подумал он и проговорил:
— Но это же другой Герайон.
— Конечно, другой, — отозвался отец. — От Герайона твоего детства не осталось и следа.
— Пожар? — спросил Пифагор.
— Началось это так, — нахмурился Мнесарх. — Вскоре после того как Поликрат с дюжиной гоплитов [17] Гоплиты — греческие тяжеловооружённые воины.
внезапно захватил акрополь, поддерживавшая его толпа рассыпалась по городу. Многие геоморы в надежде найти убежище бежали в Герайон, но преследователи отрывали людей от алтаря, выволакивали наружу и убивали. Великий храм сгорел от опрокинутого светильника. Гасить было некому.
— Какое несчастье!
— Тиран дал обет отстроить святилище, — продолжил Мнесарх. — Может быть, он будет богаче и краше прежнего, построенного Ройком [18] Ройк , сын Фидея — самосский литейщик и архитектор.
и украшенного Феодором, но разве то, что я пережил, можно забыть?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу