Семён Штейнберг - Жизнь вместо жизни

Именно тогда и зародилась мысль о гражданском авиационном ВУЗе, а не о военном. Самым престижным был МАИ, но конкурс туда был огромный, да и конструкторского таланта я в себе не видел. Из справочника я узнал о институтах инженеров гражданской авиации в Риге и Харькове, но окончательное решение принять не успел.

Школа, в которую я перешёл, готовила рабочие кадры для завода, соответственно и уровень знаний был несколько иным. Может быть, это обстоятельство и послужило основной причиной поступления на заочное отделение и отказа от повторной сдачи вступительных экзаменов в другой ВУЗ – конкурса не было, и все, кто получал удовлетворительные оценки, становились студентами…

… Самый первый раз комплекс своей социальной неполноценности я ощутил много раньше…

Жили мы в деревянном двухэтажном доме, на первом этаже, в коммунальной квартире с соседями. Все семьи первого этажа жили с соседями. На втором этаже каждая семья занимала отдельную квартиру.

Однажды, когда было мне лет пять – шесть, в первые дни Нового года, я выпросился гулять. На улице никого не было, но во всех окнах огромной, четырёхкомнатной квартиры на втором этаже, прямо над нами, горел свет. Там, в семье одного из заместителей директора завода, жила девочка, моя ровесница. Из квартиры доносилась громкая музыка, слышны были детские голоса и много смеха.

Как я оказался в этой квартире, не помню. Там был разгар детского праздника – с Дедом Морозом и Снегурочкой. Посередине комнаты стояла огромная, до потолка, ёлка, вся увешанная блестящими игрушками. Мальчики и девочки, в основном, мои ровесники, взявшись за руки, водили вокруг ёлки хоровод.

Все они были очень нарядно и красиво одеты – девочки в ярких платьицах, с огромными бантами на головах, – мальчики – в черных костюмах и белых рубашках. По сравнению с ними я выглядел вороной – нет, не белой, а какой-то общипанной, оборванной и грязной. На мне была застиранная, вся в заплатах, клетчатая рубашка и такие же штаны – самый настоящий оборванец. Никто не хотел пускать меня в хоровод, – их родителям с трудом удалось вставить меня в круг… После хоровода и танцев, все уселись за стол.

Еще больше я был поражен количеством всякой вкуснятины на праздничном столе. Стаканы с соками, по два куска торта на тарелке, конфеты в блюдце, по две шоколадки перед каждым. В больших стеклянных вазах красиво уложенные апельсины и мандарины, бананы и другие экзотические фрукты. Такого количества сладостей я никогда прежде не видел – никак не мог понять, почему у них есть всё, а у нас, с сестрой, ничего, даже простой ёлки.

Такие воспоминания и сомнения одолевали меня в первое время моей срочной службы за высоким забором дивизии имени Дзержинского. Я поклялся себе, что, как только вырвусь из-за этого забора, обязательно буду учиться – пока не знаю где, но буду обязательно, иначе пропаду. Трех лет мне должно хватить, чтобы определиться со своей будущей профессией. После принятия присяги нас направили в роту связи полка, а оттуда на курсы радиотелеграфистов в учебную роту батальона связи. Нас – это пять молодых солдат призыва 1964 года – Толика Штанько и Леху Морозова из Донецка, Славика Войкина из Казани, Олежку Полуэктова из Мордовии и меня, Семёна Полянского, из П …уральска, расположенного в 45 км под Свердловском, ныне Екатеринбургом…

… Когда мы начали осваивать работу на радиостанциях, наш инструктор, старшина Бучин, научил нас главнейшей заповеди радиста – если нет связи, не сиди и не думай, что во всём виноват твой напарник. Искать ошибку надо самому, причём каждому у СЕБЯ.Тогда связь обязательно появится, и все будет нормально. Тысячи раз я убеждался в истинности этого правила – не только в условиях армейской службы, но и в дальнейших жизненных ситуациях.

Везде и всегда это правило действовало безотказно…

В конце сентября получил телеграмму о проезде родителей из командировки через Москву. С этой телеграммой обратился к своему командиру взвода, лейтенанту Громову.

… Лично я считаю, что это тот самый Борис Громов, который в 1989 году, будучи генералом, выводил советские войска из Афганистана. Небольшого роста, плотный, коренастый, – он очень похож на моего бывшего командира взвода…

Выслушав, он взял телеграмму, посмотрел, – сказал, что ответ даст чуть позже.

Я знал, что такие телеграммы проверяются, но знал ещё и другое – в нашей дивизии солдат первого года службы в увольнение не пускали. Это правило было вполне оправдано – в Москве можно было заблудиться элементарно, особенно тем, кто призывался из небольших посёлков и деревень, или попасть на гауптвахту за какую-нибудь мелкую оплошность. В окружающих поселках делать вообще было нечего. В ближайшем городке, Балашихе, тоже особо пойти было некуда, кроме женских общежитий. «Экскурсии» в женские общежития обычно начинались с выпивки, а заканчивались знакомством с патрулями и «отдыхом» на той же гауптвахте.