Александр Майборода: Гостомысл

(На самом деле в то время под громким именем королевского замка скрывалось несколько крытых дерном хижин, а самая большая хижина и была тем самым дворцом.)

Почти не скрываясь, Готлиб и его люди уверенно пересекли двор. Когда они подошли к входу, из-за угла вынырнул человек.

Странно, но он не испугался чужих вооруженных людей, хотя Харальд выхватил меч, чтобы поскорее, пока человек не поднял тревогу, убить его.

Готлиб перехватил руку Харальда.

— Это наш человек, — сказал он, рассмотрев лицо неизвестного.

Харальд пытливо вгляделся в лицо человека, но никак не мог его рассмотреть, так как тот прикрыл часть лица рукавом.

— Его надо убить, — сказал Харальд, не опуская меча.

— Опусти меч! — приказал Готлиб.

— Он прячет лицо, как предатель, — упрямо проговорил Харальд.

— Он помогает нам, — сказал Готлиб и поманил рукой человека. — Иаков, не бойся, иди сюда.

— Он — христианин! — презрительно проговорил Харальд, опустил меч, и пробормотал, что все предатели одинаковы, особенно христиане, допустившие, чтобы их бога распяли.

Иаков подошел к Готлибу, и, потянувшись к его уху, начал что-то шептать.

— Говори громче, тут все свои, — сказал Готлиб.

— Годофрид спит в спальне один, — сказал Иаков испуганным громким шепотом.

— А — охрана? Король не может остаться без охраны? — спросил Харальд.

— Охрана спит, я им дал вина, в которое подсыпал сонное зелье, — сказал Иаков.

— А стражники у дверей короля? — спросил Готлиб.

— Там всего два стражника. Они тоже спят.

Он попытался еще что-то сказать, но Готлиб не стал его слушать.

— Тогда вперед! — торжествующе приказал он и первым ринулся в глубину дворца. Следом за ним поспешили и остальные.

Иаков куда-то исчез, но на это никто не обратил внимания, — мысли всех были заняты желанием как можно скорее добраться до врага.

Расположение комнат во дворце всем было известно, и Готлиб и его соратники быстрым шагом прошли по пустынному коридору, и остановились около одной из дверей.

Около двери, прислонившись к стене, на полу сидели два воина в полном облачении.

Короткие копья были приставлены к стене; головы бессильно упали на грудь; глаза закрыты. Они не шевелились. Только сонное дыхание свидетельствовало о том, что они были живы.

— Погоди, — сказал Харальд Готлибу и вышел вперед.

Он бесцеремонно толкнул ногой одного, другого, и стражники свалились на пол, словно большие тряпичные куклы.

— Ха! — воскликнул Харальд и ударил ногой в дверь. Дверь легко распахнулась, и Харальд смерчем ворвался в комнату. Следом за ним ворвались и остальные.

Посредине комнаты тлел очаг, дым от очага поднимался вверх, а дальше уходил через отверстие в крыше. Огонь от очага едва освещал большую комнату, украшенную тяжелыми бордовыми тканями. На столах и полках поблескивали золотые кубки и чаши.

Но ворвавшихся в комнату людей в этот момент золото не интересовало. Они бросились к большой кровати под шелковым балдахином, распахнули его и стали яростно рубить лежащее под одеялом тело.

Когда они нанесли первый град смертоносных ударов, в комнату неожиданно вошли воины в латах.

От множества факелов в комнате стало светло точно днем.

Воины окружили нападающих, приставив к их груди копья. Правда Готлиба заслонил своим телом Харальд.

Харальд широкоплеч. У него квадратное, с обветренной до бурой красноты кожей лицо. На левой щеке заметен длинный белый шрам. На подбородке короткая рыжая, точно из медной проволоки, борода. Длинные висящие усы. Он был лыс, но этот недостаток сейчас скрывал остроконечный шлем.

Однако еще секунда — и Харальд, и Готлиб, и их люди будут убиты.

Видя это, Готлиб открыл лицо.

Это был молодой человек тридцати лет с длинными молочно-белыми шелковистыми волосами. Он был худощав. Лицо его было бледное, возможно от волнения. Черты лица тонкие, нежные. Бесцветные глаза из-под шлема смотрели с холодной жесткостью.

Он смело вышел из-за спины Харальда, ударил мечом по приставленному к его груди наконечнику копья.

— Опустите оружие! — приказал он и с недвусмысленной угрозой спросил: — Как смеете нападать на своего государя?!

— Наш конунг — Годофрид! — сказал старший над воинами.

Готлиб показал мечом на иссеченную кровать и, не разжимая плотно сжатых губ, сатанински захохотал:

— Годофрид мертв. Он никогда не был законным конунгом Дании.

Старший над воинами молчал, и Готлиб гордо объявил:

— Я теперь конунг! Сложите оружие! Кто не сложит оружие, тот умрет!