Сергей Житомирский - Ромул

Перпена накинул на голову край плаща, словно собирался общаться с богами, прошагал через зал, втиснулся в нишу с домашними святынями и затворил двери. Обычно они стояли настежь, а если закрыть, внутри как раз помещался человек. Макро услышал, как патрон выкрикнул заклинание по-этрусски, потом некоторое время было тихо, наконец он появился бледный и потрясённый, словно увидел что-то опасное.

Дверцы он оставил открытыми, и вещи на полках теперь были расставлены по-другому. На самом почётном месте появилась небольшая урна, старательно замазанная свежей глиной. На ней не было никаких рисунков, даже круга, каким обозначают лицо, которое не полагается изображать. Урна заключала что-то совершенно безымянное и очень могущественное.

— Пока что я его запер, — тихо пробормотал Перпена. — Если правы мои учителя, он никуда не денется. Да и место почётное, он должен остаться доволен. Хотя вдруг простые заклятья над ним не властны? Эй, люди, если кто сегодня увидит необычный сон, сразу дайте мне знать. Надо пойти вымыться, — продолжал он уже обычным голосом. — Не знаю, осквернён я прикосновением к трупу или, наоборот, держал нечто слишком священное для смертных рук. Но в любом случае от этого нужно очиститься.

Вибенна, по обыкновению хмурая и молчаливая, подошла и без слов повела мужа в баню за кухней.

Позже, за ужином, Перпена снова обратился к клиентам. После нескольких чаш крепкого вина он заметно воспрянул духом, то же средство подбодрило и его домашних.

— Я, — сказал он почти весело, — благодарю, что вы пришли защищать этот славный дом; но как видно, ваша помощь не понадобится. Этой ночью в Риме нет правителя, и я ждал погромов, а то и открытой гражданской войны, но наши сограждане, похоже, решили жить в мире. На следующем Народном собрании мы договоримся, как быть дальше. Сегодня надо запереть двери, вы будете по очереди сторожить, а наутро, если ничего не произойдёт, можете идти по домам.

— А что же случилось на самом деле? — спросил кто-то. — Мы знаем только, что царя Ромула не могут найти.

— Больше ничего неизвестно. Я был рядом, представлял нашу трибу на жертвоприношении. Спустился густой туман, а когда он рассеялся, царя не было. Мы все знаем, что знамения предвещали его конец — и вот он исчез. Не умер: нет и следов тела; я думаю, его забрал бог. Может, он ещё вернётся, а может, нет, но если мы хотим сохранить Рим, надо придумать формулу правления. Этим займётся Народное собрание.

— А зачем сохранять Рим? Что в нём хорошего, кроме войска? Сабиняне его ненавидят. Даже латиняне и луцеры не станут слишком жалеть, — сказал Макро шёпотом, выжидая, не поддержат ли соседи.

Но остальные, похоже, оказались верными римлянами, и в ответ на речь патрона послышались только замечания о счастье города. Макро ничего не добавил и тихонько пересел на другое место, чтобы не узнали, кто говорил.

Стоя в ту ночь на страже, он ломал голову, что же всё-таки случилось с Ромулом? Знамения, конечно, были, и доверять им мудро, по крайней мере в общественных делах. Но ничто не предвещало, что царь живым вознесётся на небо. Когда он исчез, гадатели растерялись не меньше прочих. Неужели правда вмешались боги?

Боги есть, они живут в небесах и под землёй. В этом Макро не сомневался, ведь подземные божества гнались за ним от Кум до самого Рима. Но разве хоть один человек был взят на небо живым? Рассказывают, что в древности это случилось, но Геракл, Ганимед — такие славные герои с самого начала были не простыми смертными. Трудно поверить, чтобы Ромул вознёсся, даже если он действительно сын Марса. А то, что его отец — Марс, известно только от матери, Реи Сильвии. Это Макро выяснил в первые же свои дни в Риме. Да, она убедила в этом жителей Альбы, но ведь они недолюбливали своего злодея-царя и, наверно, рады были поверить во что угодно, лишь бы не казнить знатную, всеми уважаемую жрицу.

Облако, в котором исчез царь, было обычным речным туманом, Макро помнил его вкус на губах. Ромул мог бежать под его прикрытием, в несколько шагов оказаться у реки и спрятаться в почти пересохшем русле. Но зачем? Очевидно же, что ему нравилось царствовать.

Рядом стоял Публий Таций, его заклятый враг. Если бы он убил царя, Перпена промолчал бы — патрон честолюбив, верен городу, но к Ромулу не питал никаких особых чувств. Представитель третьей трибы, ничтожество Юлий Прокул, поступил бы как ему скажут. Таций вполне мог убить царя; но где же тело? Убийство — это кровь, кровь, которая растекается по земле и взывает к подземным богам о мести. Макро знал это лучше всех в Риме. Если бы убийцы скинули тело в речку, всё равно на земле остался бы след.