Сергей Житомирский - Ромул

В любом случае, римляне так ждали божественного вмешательства, что чудес было не избежать: если небеса останутся безучастны, сработают напряжение и беспокойство. По-старому больше идти не могло, после казни пятидесяти молодых сабинян стало слишком много недовольных. Макро попробовал осторожно разузнать, как живётся в этрусских городах за рекой и не лучше ли отправиться дальше. Но то, что он выяснил, не обнадёживало. Похоже, лучше Рима жилища не найти. Этрусская знать не даст греку полного гражданства, а искусных ремесленников там столько, что его любительской чеканкой не прокормиться.

Потом, оставалась его вина — вдруг погоня ещё рыщет по следу? В Риме бояться было нечего, но только под защитой Ромула. Дружба царя с богом Марсом держала преследователей на расстоянии, однако братоубийца не может очистить от такого же преступления. Поэтому вставал неприятный вопрос: что будет, когда Ромул умрёт?

У Макро не было дома, не было надежд на богатство. Не было жены, и едва ли будет, настолько здесь мало женщин. Никакой надежды выдвинуться; похоже, всю жизнь придётся служить жалким наёмником у загадочного чужеземца. Оставалось поменьше думать о будущем, а искать утешения в маленьких радостях сегодняшнего дня.

Царя беспокоили настроения в городе, и он начал устраивать заседания Сената в особо священных местах. Перпена с усмешкой рассказывал клиентам, что на этих заседаниях сенаторы-латиняне спорят между собой, какими бы новыми обрядами отвести немилость богов; сабиняне молчат, они теперь ненавидят царя; молчат и луцеры, понимая, что латинян без толку учить настоящим священнодействиям.

— Не знаю, может, Ромул и правда сын Марса, — говорил Перпена, — Марс на всё способен. Дал же он этим нелепым римлянам победу. Но даже если царь — сын бога, сам он не бог, до такого ещё не додумался ни один болван, так что на заседаниях только зря тратят время. Он смертен и в один прекрасный день умрёт. Я думаю, что этот день уже близок.

Макро удивлялся, почему все так боятся за жизнь царя? Ромул был, конечно, немолод, но отличался отменным здоровьем, и он не мог понять, зачем гадатели и мудрецы придумывают обряды для продления его дней.

Один из этих обрядов устроили за городом, на берегу небольшой речушки, в месте, известном как Козье болото. Выбрали благоприятный день, девятый после полнолуния, в самый разгар жары. Всем гражданам велено было непременно явиться, тем более, что день и так праздничный. Ромул должен был принести в жертву быка, а Сенат, стоя вокруг в полном составе, просить у богов процветания для царя. После знати свою долю благих пожеланий полагалось внести простому народу, а целерам — проследить, чтобы присутствовали все свободные воины. Так нелюбимый царь получал молитвы всех подданных, разве что кто-нибудь открыто воспротивится его приказу.

Макро и так пришёл бы, ему было любопытно посмотреть на типично латинский обряд. Перпена тоже поддержал царскую волю и велел всем клиентам присутствовать. Накануне он угощал их в зале, но сам остался в маленьком святилище во дворе, постился, окуривался благовонным дымом и просил о помощи всех божеств, каких только может призвать учёный и набожный этруск. Это было ещё более странно: знамения предвещали опасность царю, но не было никакого намёка на угрозу сенаторам из трибы луцеров.

В назначенное время римляне торжественно прошествовали к пересохшему болоту. Шествие получилось длинным, за тридцать семь лет город изрядно разросся. Все шли без оружия, в длинных белых плащах, которые теперь утвердили как парадную одежду римского гражданина. Но нельзя было обойтись и без знаков различия — у сенаторов особые башмаки и пурпурная кайма на плащах, у знатных молодых всадников, которые идут следом, перстни. В толпе простолюдинов отцы семейств и ветераны великих сражений шагали перед теми, кто получил гражданство недавно. Толпа была построена так чётко по сословиям, что Перпена оказался далеко впереди своих людей, где едва ли мог рассчитывать на их помощь. Он так настаивал, чтобы клиенты были готовы ко всему, что явно ждал беспорядков — но не во время шествия.

На болоте царские пастухи держали белого быка. Однако рабы к священнодействию не допускались; они отступили, и на их место встали три видных сенатора, по одному от трибы. Публий Таций представлял сабинян, Перпена — луцеров. От латинян был Юлий Прокул, плохой воин, зато потомок легендарного Энея, а значит, родня Ромулу; он видел основание Рима, но за последние тридцать семь лет ничем не отличился. Лишний знак, что латиняне ценят происхождение выше заслуг.