Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель

— Милорд председатель! Всем известно, что я стану говорить в пользу мира, а меня уже обвиняют в отступничестве, уже называют меня фаворитом короля, намекая на заглавие одного из моих сочинений. Что ж, я напомню вам все те милости, которыми меня удостоили его величество и его министры: отрезали мне сперва одно ухо, потом другое; три раза выставляли меня к позорному столбу и держали каждый раз по два часа; палачи сожгли мои сочинения, хотя цензура позволила их напечатать; осудили меня уплатить два штрафа, каждый по пять тысяч фунтов стерлингов, продержали меня восемь лет в тюрьме, не давая ни перьев, ни чернил, ни бумаги, ни книг, кроме Библии, не допускали ко мне друзей, давали мне столько пищи, чтобы только не умереть от голода. И если кто из представителей нации завидует мне, тот имеет полное основание величать меня фаворитом или отступником.

Это был сильнейший удар. Великого страдальца, которому только что пошёл сорок девятый год, стали слушать внимательно. Он анализировал положение страны и парламента со всех точек зрения, тоже беззаветно верил в благоволение Господа, как верил Кромвель, как верил король; горячо призывал слабодушных к твёрдости, а тех, кто колебался, к решительности:

— Милорд председатель! Говорят, что мы погибли, если возбудим неудовольствие армии. Больше того, один из её вождей мне объявил, что он сложит оружие и не останется больше на службе парламенту. Что же будет тогда с нашими друзьями и с нами, спрашивают меня? Если бы так и случилось, признаюсь откровенно, я не стал бы дорожить службой столь непостоянных и упрямых слуг. Я не сомневаюсь, что в случае, если армия нас оставит, Господь и всё королевство будут за нас. А если нам удастся сойтись с государем насчёт договора, тогда, я надеюсь, услуги армии будут нам уже не нужны. Но что бы ни случилось, будем исполнять свой долг и предадим воле Господа всё остальное.

Что-то вроде безумия охватило представителей нации. Было девять часов утра. Заседание длилось уже целые сутки. Король был арестован. Кавалерия стояла у ворот и охраняла все входы в Вестминстер. Они приступили к голосованию. Большинством было принято героическое и погибельное постановление о том, что ответы монарха удовлетворяют парламент и должны служить основанием для примирения. Этого показалось мало, решили также распустить армию, оставив только несколько гарнизонов для несения службы в приморских крепостях на случай военной интервенции из Ирландии и Европы.

Каю они предполагали провести эти решения в жизнь, осталось навсегда неизвестным. Терпение армии давно должно было лопнуть. Может быть, её удерживало от взрыва только стремление Кромвеля к согласию, к справедливому договору и гражданскому миру. Но Кромвеля не было в Лондоне, и войска взбунтовались.

Пятого декабря с утра три офицера и три депутата из группы индепендентов привольно сидели за громадным овальным столом. На столе было много бумаги и перьев. Эти шестеро основательно и не спеша перебирали всех депутатов парламента. В день открытия их было более пятисот. Спустя восемь лет их осталось что-то около двухсот тридцати. Тем не менее это была большая работа. О каждом депутате припоминали, кто он, откуда, говорил или молчал, о чём говорил, за кого и за что голосовал. После этого его имя заносили в один из двух списков.

К вечеру труд был окончен. Ночью заседал военный совет, однако не весь, на нём не доставало Ферфакса. Решение приняли без него и не посчитали нужным поставить генерала в известность.

Шестого декабря, утром пораньше, пехота полковника Прайда, бывшего возчика в пакгаузах Темзы, произведённого в полковники Кромвелем, и кавалерия полковника Рича сжали Вестминстер плотным кольцом. В самом Вестминстере повсюду, в коридорах, на лестницах, в вестибюлях, стояла охрана. Полковник Прайд занял пост у входа. Рядом с ним — лорд Грей, он называл имя каждого подходившего депутата. Прайд заглядывал в списки и одних пропускал, а другим говорил кратко и грубо:

— Вы не войдёте.

Многих просто-напросто отправляли домой, кое-кого арестовывали и отправляли в соседнюю комнату. Капеллан Ферфакса, со шпагой, но в одеянии проповедника, их охранял. Один из арестованных возмущённо спросил, по какому праву их задержали. Капеллан засмеялся и хлопнул по шпаге:

— По праву вот этой штуки.

Штука была знаменитая. По праву этой штуки в Англии были убиты, отравлены, удавлены и казнены лорды и многие короли, недаром о них с тоскливым предчувствием так часто вспоминал арестованный Карл.