Валерий Есенков: Казнь. Генрих VIII

Генрих страшился взглянуть на отца и только слышал, как голос его становился презрительным и суровым:

«Моя прапрабабушка Кэтрин Суинфорд считалась незаконной женой Джона Гента Ланкастера, хотя есть основания полагать, что брак между ними был освящён, но по каким-то причинам не предавался огласке. Правда, её потомкам это обстоятельство служило защитой, впрочем, ненадёжной и слабой. Бастарды лишь в исключительных случаях обладают правом наследования. Их опасаются только тогда, когда не остаётся прямого наследника. А в то время наследники исчезали один за другим. Мой отец, а твой дед, граф Ричмонд Эдмунд Тюдор, был женат на её правнучке Маргарите Бофор, в которой всё-таки текла королевская кровь, и потому был опасен как Йоркам, так и Ланкастерам, а когда я появился на свет, стал опасен вдвойне, ведь во мне тоже течёт королевская кровь, кровь Джона Гента Ланкастера. Я ещё не родился, когда умер отец. Мать была молода. Ей было четырнадцать лет. Кто мог меня защитить? Меня преследовали те и другие. Я начал скрываться, когда был таким же, как ты. Маленьким мальчиком я уже испытал жестокость заточения и горечь изгнания. Когда на короткое время мне удавалось вырваться на свободу, то приходилось скрываться, не имея денег и друзей. У меня была только честь и кое-какие права на престол. Меня поддерживал и охранял только мой дядя Джаспер Тюдор, граф Пемброк. Мне было одиннадцать лет, когда Йорки захватили меня и держали как арестанта. Слава богу, они не успели задушить или зарезать меня. Королём снова стал Генрих Шестой Ланкастер. Я мог жить на свободе, но очень недолго. Законный король был смещён, заточен и убит, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Королём стал Эдуард Четвёртый Йорк. Дядя считал, что моей жизни угрожает опасность, ведь я оказался единственным потомком Джона Гента Ланкастера. Мы оба бежали во Францию, чтобы сохранить жизнь. Буря нам помешала. Наш корабль оказался в Бретани. Франсуа, тамошний герцог, старше меня всего лет на семь или восемь, принял нас, но как пленников, и долго держал в таком состоянии. К его чести, нужно признать, что он был добр. Я жил в его замке довольно свободно, стал говорить по-французски, знал наизусть французских поэтов, читал французские книги и слушал французскую музыку, французских певцов. За это я благодарен ему, но только за это».

В душе Генриха становилось тревожно и больно. Он прижимался к тёплому телу отца, закрывал от страха глаза и слушал, слушал как зачарованный, слушал так беспокойно и трепетно, что помнил каждое слово и часто видел кошмары во сне.

«Дяде не нравились мои увлечения. Он сажал меня на коня. Мы скакали вдоль берега моря. Наши лица обвевал свежий ветер. Он смеялся, оборачивался ко мне и кричал, когда мне удавалось с ним поравняться: «Хорошо! Хорошо!»; повторял, что английский король должен быть воином. Я не сразу поверил ему, но очень скоро понял, что дядя был прав. Судьба часто нас принуждает мечом добывать себе трон и мечом его охранять. Король без меча — либо изгнанный, либо мёртвый король. Я это стал понимать, когда мне исполнилось лет пятнадцать-шестнадцать. Сколько я видел, короли только и знали, что бились, во Франции, в Англии, всюду, за корону, за новые земли. Немногие сражались из удальства. Я стал учиться владеть мечом и копьём. Я был тогда молод и часто болел. Тело ещё не созрело, а меч был тяжёл, и доспехи пригибали к земле. Но дядя твердил, что медлить нельзя. Мне надо было спешить.

Он задремал, прижимаясь к тёплому телу отца, и видел его, невысокого, стройного, бледного, в золочёных доспехах, с двуручным мечом в обеих руках. Голос шелестел едва слышно, издалека, но ведь он помнил каждое слово:

«После первых успехов мы должны были возвратиться домой. У меня есть права. Я был обязан их отстоять. К тому же положение пленника было невыносимо. Дядя организовал наш побег. Где ему удалось достать денег, он мне не сказал, но нанял корабль. Корабль прятался в маленькой бухте, куда не заходили другие суда. Я лёг спать, как всегда, но не спал. Дядя тихо стукнул мне в дверь, один раз, потом два раза подряд. Я поднялся и выскользнул в коридор. Мы крались, как две тени. Мы не издавали ни звука. Часовой замка был, видимо, куплен. Вдали, за холмом, нас ждали верные слуги. Мы вскочили на лошадей и скоро были на корабле. Капитан тотчас приказал поднять якорь. Мы вышли в море и взяли курс на Уэльс. Там моя родина. Там у меня сторонники. Они ждали меня. Но не дождались. Буря во второй раз изменила мой путь. Несколько дней и ночей мы носились по воле ветра и волн и вновь очутились в Бретани. Герцог впал в гнев, по счастью, недолгий, но теперь по ночам к нашим покоям ставили стражу. Не знаю, что бы стало со мной. Ведь мы не властны в поступках. Господь решает за нас, кто мы и как должно поступать. Верно, буря была мне указанием свыше. Моё время ещё не пришло. Я должен был ждать лет пять или шесть. И вот что в особенности поразило меня и поражает теперь: сигнал пришёл не с той стороны, с которой его ждали».