Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

— Вы страшитесь этого, мастер!

Он понял теперь, что означала эта уловка, и улыбнулся с презрением:

— Приговор я слышал в суде. Во второй раз это несколько скучно. Сейчас — всё равно.

Кромвель шагнул, точно хотел ударить, повторил зловеще, сумрачно, властно, заставив подумать, что испугался бы сам:

— Эти муки невыносимы. Даже для вас. Я обещаю.

Генрих знал, кого лучше прислать. В глазах многих король выглядел сумасбродным кутилой, неразборчивым бабником, самовластным, капризным, тупым, простачком. Думая так, многие не боялись его и надеялись легко обмануть. Кромвель был тоже из них и даже представить, должно быть, не мог, что всего лишь балаганная кукла в лукавых, умных руках короля, отправленная сюда как будто случайно, возможно, после нескольких стаканов вина и короткого сна. Послан зачем? Скорее всего разыграть перед ним простую, но втайне двуликую роль. На самом-то деле король был искусен, образован, дальновиден, разумен и очень опасен редким уменьем прятать от всех настоящую цель того, что делал и что говорил.

Пленник рассмеялся бедному Кромвелю прямо в лицо:

— Полно корчиться, Кромвель. Свою плоть я почти укротил многодневным постом, смирил её власяницей, каждое утро секу её сыромятным бичом. Не проволокут её и десяток шагов, как рассудок мой отлетит, и прочее свершится над бесчувственным телом. Чего мне, твоя милость, бояться?

Кромвель поднял ненужную руку со свитком и тут же её опустил. Должно быть, свиток мешал ему видеть близкую жертву. Испытующе поглядели они друг другу в глаза. Кромвель первым потупился и с угрозой сказал:

— Этим, мастер, не надо шутить!

Выходило: они его снова пугали, новым страхом они принуждали его уступить. Стало быть, никчёмная жизнь всё ещё оставалась в цене, её по-прежнему хотели купить, предлагая какую-то новую сделку. Он твёрдо, почти угрожающе произнёс:

— Я не шучу.

Кромвель отрезал словно бы с огорчением на мясистом лице, но с открытой ненавистью в хрипящем, пониженном голосе:

— И не шути. Ничего не осталось тебе, как молить короля о пощаде.

Этого Кромвель не должен бы был говорить: уловка становилась слишком заметной. Лучше бы Генриху прийти самому, Генрих не проговорился бы так откровенно, а у него была бы возможность в который раз объяснить, что с одними лакеями управлять государством нельзя. Генрих чуял это своим верным, искушённым в политике, изощрённым умом, иначе не стал бы с ним торговаться. Может быть, и догадался уже? Жаль, что не понял и, возможно, никогда не поймёт, что не всякий поддаётся постыдному страху и не всякого можно купить. По этой причине и подослал дурака, а у дураков даже нет надобности выведывать тайну, дураки ничего не таят про себя.

Томас Мор смерил Кромвеля долгим взглядом и разыграл удивление:

— Что нужно королю от готового к смерти?

Кромвель дёрнул плечом и напыщенно произнёс:

— Это знает только король!

Узнику припомнилась изящная латынь Цицерона и гордый обычай доблестных римлян. Улыбаясь небрежно, поднял руку, точно обнажал меч перед боем, и шутливо проговорил:

— Передай королю: Томас Мор, идущий на смерть, приветствует его.

Кромвель искривил губы в довольной улыбке. Рот приоткрылся, готовя, должно быть, дерзкий ответ. Только глаза метнулись от страха, и внезапно застыло лицо. Кромвель обернулся и сделал повелительный жест. Безусый воин шагнул поспешно к стене, разгоняя испуганные тени перед собой, и твёрдой рукой вставил факел в кольцо. Кромвель взмахнул ещё раз рукой и бросил:

— Там ждите!

Дверь послушно громыхнула железом, и они остались одни.

Томас Мор следил за ним и, улыбаясь язвительно, похвалил:

— Ты очень осторожен, твоя милость. Верно, многому научился, служа кардиналу Уолси.

Кромвель ответил небрежно:

— У вас тоже учился, мастер.

Он посмотрел с удивлением:

— У меня-то чему ты мог научиться?

Закинув голову, чтобы казаться выше, значительней себе самому, Кромвель провозгласил с угрозой и вызовом:

— Всему!

Тогда он спросил повелительно-громко:

— Зачем ты явился сюда?

Кромвель вздрогнул и почтительно вытянулся на миг, в напряжённом голосе промелькнули робость и сожаление:

— Это приказ.

Он отрезал:

— Ты исполнил его. Ты можешь идти.

Кромвель потупился и нехотя выдавил из себя:

— Есть люди, которые надеются на ваше раскаянье, мастер.

Он насмешливо переспросил, заменив одно слово другим:

— Чего хочет король от меня?

Кромвель потупился и нерешительно, осторожно сказал, покосившись на дверь: