Наталья Миронова - Ярославль в кольце эпидемий. Революционная повседневность в провинции

«И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя „смерть“; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными» 6 6 Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис), гл.6 . Именно эту, шестую главу Апокалипсиса замечательный русский философ Сергей Булгаков считал ключевой для понимания всех исторических событий, а образы, представленные в ней – всемирно-историческими символами. «Четыре всадника знаменуют общую картину исторических судеб человечества с их светлыми и мрачными сторонами. Это есть как бы художественно-аллегорический конспект мировой истории» 7 7 Булгаков С. Н. Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического толкования. Париж,1948. , – писал С. Булгаков. Философ был чрезвычайно далек от популярных сейчас упрощенных трактовок этого фрагмента библейского текста, однако, если бы мы позволили себе представить аллегорически Ярославль в первые годы Советской власти (руины поверженного города, голод и мор (сыпняк)) – то вполне могли бы изобразить над городом четырех всадников. Для Ярославля той эпохи, замкнутого в кольцо эпидемий, казалось, скоро наступит конец света: страшно вообразить себе картину, которую представлял собой некогда богатый и процветающий город.

Как пахла революционная повседневность в ярославской провинции? Ответ на этот вопрос таков: зловоние. Всепроникающее, вездесущее и нескончаемое. Запах мертвого человеческого тела, пожарища, многочисленных отбросов и нечистот. Неудивительно, что большинство историков, анализирующих период революции и гражданской войны в категориях «смуты», «разрухи», обращают внимание на политические, социальные катаклизмы первых революционных лет, зачастую акцентируя внимание на деградации российской экономики или на перипетиях политики. Проблема ассенизации городов первых лет советской власти – это не слишком популярная тема для исследований, что, в общем-то, неудивительно: документальный материал богат, но зачастую вызывает некоторое, скажем так, «эстетическое» отторжение. Здесь в прямом смысле слова «пахнет человечиной» 8 8 Блок М. Апология истории. М.: Наука, 1973. С.19. «За зримыми очертаниями пейзажа, орудий или машин, за самыми, казалось бы, сухими документами и институтами, совершенно отчужденными от тех. кто их учредил, история хочет увидеть людей. Кто этого не усвоил, тот, самое большее, может стать чернорабочим эрудиции. Настоящий же историк похож на сказочного людоеда. Где пахнет человечиной, там, он знает, его ждет добыча». , есть и другие запахи, не менее крепкие. Пожалуй, одним из немногих обстоятельных исследований по указанной тематике является труд И. В. Нарского «Жизнь в катастрофе», в котором исследователь рассматривает влияние проблем ассенизации на жизнь Южного Урала 9 9 Нарский И. В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917—1922 гг. М., 2000. .

История повседневности, предполагающая «вживание» в быт рассматриваемой эпохи, чрезвычайно антропологически ориентирована, поэтому применение данного методологического подхода позволяет взглянуть под новым углом зрения на, казалось бы, далеко не новую в отечественной историографии проблематику, интерпретировать ситуацию революции, гражданской войны и хозяйственной разрухи в контексте «человеческого фактора». Отметим впрочем, что с позиции феноменологии, понимающей повседневность как привычную среду человеческого обитания, как ряд повторяющихся изо дня в день действий, мыслей и событий, о страшных эпидемиях тифа, холеры, испанки в Ярославле в 1918—1921 гг. вряд ли можно говорить как о повседневном явлении. Нельзя не согласиться, что они внезапно нарушили привычный уклад жизни. С другой стороны, существуют исследования, свидетельствующие о появлении так называемого «синдрома 1918 года» 10 10 Курцев Л. Н. Жилищный вопрос в столичных и провинциальных городах в годы гражданской войны // Путь в науку: Сборник научных статей аспирантов и студентов исторического факультета / под. ред. проф. А. М. Селиванова. Яросл. Гос. ун-т. Ярославль. Вып.10.С.120—126. , которые подтверждают факт привыкания людей к бедствиям и разрухе, и то обстоятельство, что эпидемии, разразившиеся во второй половине 1918, были для горожан лишь еще одной насущной проблемой, наряду с голодом, холодом и продовольственным проблемами. Как писал Г. Тарасов, служивший в рядах Северо-Западной добровольческой армии (политические взгляды которого в данном случае не имеют значения, ведь и у сыпняка, как известно, их не было), «под влиянием болезни ум как-то помрачился, на все это гляделось равнодушно. Или привыкли видеть каждый день это зрелище. Не было того впечатления и сожаления к умершим. Как вспомнишь сейчас – один ужас. Больные валялись в нижнем этаже [больницы – Н.М .]. В таком же количестве, как и наверху. И вот отовсюду мертвых сносили в одно место. Трупы лежали целые дни на виду у всех, покуда автомобили не отвозили их на кладбище» 11 11 Тарасов Г. Воспоминания рядового добровольца северо-западной армии. – http://www.dk1868.ru .