Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

Вместе со всеми возвращалась и Малая Святославова Дружина.

По дороге старые темники вели между собой беседу.

– Видел я в сече нашего княжича, – говорил Веряга, – спокоен был, уверен, замечал, что творится вокруг. Горяч малость, но это по юности, главное – око имеет темницкое, скоро сможет дружину в самостоятельные походы водить. А это – Перунов дар, которому нельзя научиться, как птичьему пению. Через лето, мыслю, будет из Малой Дружины добрая конница!

– Верно речёшь, друже, – отвечал Горицвет, – княжичу нашему по его роду добрым воином и начальником быть дано, какими были отец его, дед и прадед.

– Да благословит его Перун и боги русские на защиту Киева и всей Русской державы! – сказал Притыка. И эти слова из уст обычно немногословного темника прозвучали серьёзно и веско.

В Киеве люди уже знали о сражении с печенегами и кричали «Слава!» не только Старой Дружине, но и юным воинам, которые храбро бились с врагами и имели только пять раненых и ни одного убитого.

Полки проходили мимо высокого теремного крыльца, с которого их приветствовала княгиня Ольга. Рядом с ней княжич разглядел невысокую фигурку Ладомилы.

Увидев мужа, она, не удержавшись, сбежала со ступеней и радостно прильнула к стремени. Святослав легко подхватил её и посадил на лошадь впереди себя.

– Слава великой княгине матери Ольге! – громогласно сотрясали воздух полки.

– Слава княжичу с княжной!

– Слава Перуну!

– Слава воеводе Свенельду с темниками! Павшим в битве с врагом – вечная память…

Лодии большого русского посольства, готовые к отплытию, покачивались в устье Почайны.

Ольга в окружении родственников, послов и трёх толмачей стояла у борта княжеской лодии, на носу которой была искусно вырезана голова лебедя. Рядом с Ольгой высилась аскетичная и суровая фигура священника в длинном тёмном одеянии. Это был отец Григорий, который разъяснял княгине историю и особенности Христовой веры, учил молитвам и обрядам. Из нескольких предыдущих христианских пресвитеров сей пришёлся Ольге боле всех по сердцу, и она избрала его личным духовником. Теперь же захотела княгиня воочию увидеть Царьград – сердце Византии и оплот христианской веры. Император Константин Седьмой Багрянородный неоднократно передавал ей благие пожелания и приглашения при случае посетить его великую державу. И Ольга решила сим летом отправиться за море вместе с купеческим караваном.

Прозвучала команда старшего лодейщика – и вот уже отвязаны просмоленные пеньковые канаты, а гребцы взялись за вёсла, выводя караван из затона.

Держась одной рукой за резной поручень, княгиня несколько раз махнула провожающим. В ответ с берега раздались дружные возгласы и пожелания счастливого пути.

– Знаешь, Святославушка, я так рада, что ты не едешь с матушкой, а остаёшься дома! – довольно шепнула Ладомила, прижавшись к мужу средь людской толпы.

– Там и без меня сродственников хватает, – тётки, материны свояченицы, Улеб вон. – Святослав кивнул в сторону разодетого в вышитый золотом кафтан двоюродного брата.

Заметив это, Улеб, надутый от важности, показал Святославу язык. Княжич незаметно погрозил ему кулаком.

– Я ежели пойду к грекам, то не с дарами, а с мечом, как отец мой и дед ходили! – блеснув очами, нарочито громко проговорил он, чтобы слышали стоящие неподалеку молодые дружинники.

У борта, прощально подняв руки, стояли Олеша с Журавиным, – они плыли в Царьград, как люди Святослава. Отец Олеши Гордята – коренастый осанистый купец с подстриженными «скобкой» волосами и аккуратной окладистой бородой – был старшим у торговцев. Его лодия – большая и широкобокая – отошла первой, за ней в походный строй стали вытягиваться другие. Отчалил и «Лебедь» княгини. Гружённый провизией и дарами для византийского двора, он тем не менее двигался легко, будто и впрямь имел родство с гордой птицей, несущей клюв впереди над волной. Несколько чернобоких насад, в которых находились вооружённые дружинники, проворно устремились за караваном, чтоб неотступно следовать за ним в качестве охраны.

Святославу невольно вспомнилось теперь уже давнее происшествие с испытанием на Непре, когда они едва не потонули. Он улыбнулся, а потом опять нахмурился.

Меж тем лодии птицами устремились вниз по течению, на мачтах взметнулись паруса, ловя дуновения летнего Стрибога, – на всех полотняные с ликом Хорса, на княжеской – шёлковый с изображением белого лебедя.