Александр Никифоров - Последний воин Соколиной горы

– Видишь, как светятся – завтра жаркий день будет.

Только было непонятно, что он имел ввиду: то ли жаркий от фашистских атак, то ли от солнца, а может и от того, и от другого.

– Ну, что давай обнимемся, что ли, Егорка. Ты тогда к Петровичу в Киев, если что заскочи, – и крепко, будто клещами, сжал друга.

А Литвинов достал из нагрудного кармана, свернутое в треугольник письмо, которое он написал Валюше, да все не решался отправить.

– Ты тоже тогда, как будешь в Тамбове, найди Валю. Помнишь ту медсестричку из госпиталя? Передай ей это письмо. Хотел сам отослать сегодня, но не успел. Это важно для меня.

– Это не та ли Валя, с которой я познакомился, с огромными, как голубые блюдца глазами? Она обещала мне прийти на танцы, да так и не пришла, – спрашивал Ткаченко, – значит, я с девушкой познакомился, а ты её закадрил. Вот тебе и друг называется, – шутливо обижаясь и забирая письмо, гудел Лешка.

– Да нет, она хотела пойти, но в этот день пришел эшелон, и там было много тяжелораненых. Нас тоже попросили помочь, и мы всю ночь раскладывали их по палатам. Тогда и сдружились, а после её отправили на курсы переподготовки в Москву, и она вернулась уже операционной сестрой, но вы к тому времени уже выпустились. А после она приходила в свободное время к нам в училище на танцы, ну и я старался в увольнительную встретиться с ней, – оправдывался Егор, – ты знаешь, мне кажется, я её люблю. Если выживу, то скажу ей об этом сам. Ну, а нет – там, в письме все написано.

Друзья выкурили еще по «казбечене» и пошли каждый в своё расположение. Егор вспоминал, как утонул в этих голубых глазах, как неуклюже полез целоваться. Валя его одернула, ему даже сейчас, было как-то не по себе от того поступка. Ну, а когда Литвинов уезжал на фронт, она прибежала на вокзал и плакала. Они стояли и целовались, уже никого не стесняясь. Валя обещала его дождаться и просила вернуться живым. Как же хочется, вот прямо сейчас, обнять её и надышаться запахом волос, пахнущих цветочным мылом. Мурашки пробежали по спине старшего лейтенанта.

Сна не было, и он пошел обходить боевые расчеты. Батарея Литвинова состояла из шести 76-мм дивизионных пушек образца 1942 года – ЗиС-3, или как еще их называли «коса Граблина». С расстояния трехсот метров подкалиберным снарядом она пробивает 105 мм броню – это орудие еще называли «убийца танков».

Обе батареи: Егорова и Ткаченко врылись на нижнем уступе кургана, а на вершине высотки обустроилась артразведка, со связистами и корректировщиками огня. Грунт был тяжелый, каменистый и бойцы с трудом углубились на метровую глубину, ну и бруствер подняли сантиметров на тридцать, что было явно не достаточно.

– Перебьют нас здесь, как курят, – весь день ворчал «заряжающий», старый татарин Халил.

– Не боись, дядька, – усердно работая лопаткой, посмеивался «замковый», молоденький сержант Серега, – это моя земля, она нас убережет. Ты лопатку-то поотвесней втыкай, да на излом грунт бери, глядишь, и не зацепит тебя немец.

Сейчас ночью все бойцы, кроме Сергея отдыхали, а тот сидел, прижавшись спиной к стенке траншеи, и курил «в рукав».

– Чего не спим, боец? – поинтересовался Егор.

– Да, как тут уснешь, когда вон за той лощиной, в двух километрах, дом родной, – отвечал сержант, – мы на этом кургане в детстве на лыжах катались. А старики ругали нас, что не надо этого делать на могилах предков. Этот курган у нас Соколиным зовут. По легенде здесь отважный сарматский воин Скил захоронен, отсюда и название его. Жил он еще во времена Македонского и, говорят, не уступал в боевом искусстве никому. Александр Великий звал его к себе, командовать одной из македонских фаланг. Но Скил был слишком вольнолюбив, чтобы ходить в строю и он отказал Александру. Тот оскорбился, ведь это была самая высокая честь, так как он сам водил в бой первую конную фалангу, которая так и называлась «царской».

И приказал тогда он убить Скила, а все его племя поработить. Да попробуй, возьми сармата в чистом поле. Ни один месяц охотились за ним вассалы Александра, и только фракийцы хитростью смогли заманить в ловушку. И был бой, говорят на этом вот самом месте, и не один сармат не сдался, а умирая, забирал с собой десять врагов. И когда остался Скил с десятком своих воинов, они встали в круг спина к спине, и убить их было не возможно, тогда фракийский военачальник приказал своим воинам закидать сарматов дротиками.

Здесь они все и полегли. А Александр Великий, узнав как погиб Скил, приказал похоронить его с почестями по сарматским обычаям. Так и появился здесь этот курган. Под ним говорят, лежат эти смельчаки, что предпочли смерть сытой неволе. Когда фракийцы забрасывали трупы камнями, чтобы возвести курган, говорят, что Скил был сильно ранен, но еще жив. Так что не смогли они его убить, и будет он со своими воинами жить в этих степях вечно. По легенде, он иногда выходит из своей могилы и осматривает владенья, а самым смелым воинам помогает обмануть смерть. Все это конечно выдумки, товарищ старший лейтенант, но во время Гражданской войны здесь был страшный бой врангельцев с Красной Армией. Когда перебили всех бойцов «черного барона», то буденовцы не досчитались половины трупов. Старики говорят, Скил их себе забрал, уж больно бесстрашно они бились, только я в это не верю, не могли беляки Красную Армию одолеть. Вон в кино про Чапаева показывают – трусоватые они были, зачем же такому воину, как Скил, такие «трясогусы»? Но как ни крути, завтра нам здесь бой принимать, вот сижу я и думаю – помоги нам Скил эту вражью фашистскую свору одолеть. Как думаете, поможет, товарищ комбатареи?