– Понял ли, о чём? – Анфимий смотрел на княжича, подперев щёку ладонью.
– Понял, наставниче, – кивнул княжич.
– Тогда вот тебе бересто, вот писало и чернила. Перепиши.
Всеслав склонился над куском бересты, терпеливо скрипя писалом, а пресвитер Анфимий задумался, глядя на стриженную в кружок тёмно-русую голову ученика.
Миновало уже почти десять лет с того жуткого дня, когда они с епископом Миной стояли на крепостной стене детинца, и впору было бежать сломя голову, бежать, безумно запрокинув лицо, а внизу, под стеной, на площади перед княжьим теремом творилась сущая бесовщина. Пылали костры, плясал волхв с кудесом в руке, рокотал кудес и лилась в огонь кровь баранов, коней и быков. А разгневанное небо отвечало рокотом и ударами грома, невегласы же радовались и кричали, принимая божий гнев за благоволение своих демонов. А в княжьей бане кричала, надрываясь, роженица – полоцкая княгиня Путислава, дочь дреговского князя Грозовита менского. И волхв тоже был дрегович, пришелец из Менска, в котором и о сю пору (стыдно и выговорить даже!) нет ни единой христианской церкви, не крещён народ, и сам князь, говорят, в язычестве прозябает. И не княгиня ль этого волхва в город призвала?! И ведь вроде пришёл он один (или с одним-двумя холопами, что всё равно что один!), а враз послушались его, и побежали за дровами, приволокли скотину на забой, и барана, и коня княжьего любимого, и двух полудиких быков, в которые была примешана кровь туров и зубров, и народ набежал… силён враг человеческий, и сколь далеки ещё от Христа души невегласов здешних, лесовиков полудиких! Сколько трудов предстоит ещё приложить ему, пресвитеру Анфимию и епископу Мине, и другим полоцким христианам, которых, по правде-то сказать – горсть. Даже и князья до сих пор носят языческие имена, про христианские, крещёные вспоминая только в дни тезоименитства да престольных праздников. Вон, даже сын князя, крещёного во Христе, и то – носит на шее языческий оберег, не тем ли самым волхвом сделанный при его рождении, смеет выспрашивать (у него, Анфимия, пресвитера выспрашивать!) про демонов языческих и дерзает спорить со Священным писанием.
И Анфимий остро вспомнил вдруг, как год тому княжич вдруг показал свой норов.
Они тогда как раз читали Книгу Бытия, и закончили описание Всемирного потопа, когда княжич, то и дело морщившийся, словно от какой-то неприятной или навязчивой мысли, вдруг сказал:
– Наставниче (Анфимий никак не мог добиться от Всеслава обращения «отче» – княжич каждый раз упрямо повторял, что его отца зовут Брячислав, а не Анфимий), дозволь спросить? – и после молчаливого разрешения пресвитера спросил. – А зачем он их утопил?
– Не он, а Господь, – строго поправил пресвитер, хмурясь. – Как это зачем?! Ты же сам читал!
– Нет, это я понял… – Всеслав, однако же, упрямо мотнул головой. – Но всё ж…
– Что? – Анфимий, как мог, умерил гнев.
– Почему – всех?!
– Нууу… – протянул пресвитер, лихорадочно пытаясь отыскать ответ. Ну и вопросики у этого дитяти! И тут же обругал себя – в книгу загляни, дурило! – А ну, глянь, что там про то написано!
Всеслав немедленно склонил голову к книге:
– И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своём. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их.
Княжич смолк, ошалело мотнул головой и снова вопросительно посмотрел на Анфимия.
– Что, опять не понял? – вновь построжел пресвитер. – Все мысли и помышления сердца их были зло ВО ВСЯКОЕ ВРЕМЯ. Вот за это и покарал господь…
– Всех? – переспросил Всеслав ошеломлённо.
– Да, всех, – кивнул пресвитер. – Опричь Ноя и его семьи. Они были праведники.
– А остальные…
– А остальные были грешники.
– Что, и дети? – неверяще спросил княжич. – И младени несмышлёные? Они ж тоже погибли в потопе. И скоты, и гады, и птицы… Их-то ЗА ЧТО?
Анфимий онемел. Он не знал, что ответить.
Не знал.
А Всеслав, меж тем, отложил писало и, подняв голову, сказал:
– Я переписал, наставниче.
– Ладно, – мягко ответил Анфимий. – Отдохни пока.
Да.
Тогда он так и не смог ответить княжичу, который своими словами смог посеять в нём сомнение (нет, нет! не смог! не может ребёнок такого!) в вере. И потом, когда урок закончился, и княжич вместе с холопом ушёл обратно в детинец, он, Анфимий долго молился, упрашивал господа наставить его на путь истинный, и внушить ему, как правильно ответить дитяти, как не отворотить его от лика господня.
Читать дальше