Волхв внимательно следил за поведением быков, и удовлетворённо кивнул, словно что-то понял для себя, увидев, что чёрный бык сопротивлялся дольше и пал вторым. Вновь принял от челядина блюдо, полное кровью, подошёл к первому костру и плеснул в него из блюда. Зашипел огонь, удушливо потянуло горелой кровью.
Костёр в ответ на кровь взвился ярким снопом пламени, словно и не кровь в огонь выплеснули, а расплавленную смолу.
– Тебе, господине Перун, – волхв выпрямился и глянул на огонь суженными глазами. – Не покинь княжича светлого на стезе княжьей.
Вновь сверкнула длинная ветвистая молния, оглушительно грянул гром, длинными раскатами прокатился над Двиной и ушёл куда-то в заречные леса. Толпа заволновалась, но никто не уходил, все ждали конца обряда. Да и можно ль уйти?! Срам! И богам оскорбление!
Второй костёр в ответ на пролитую в него жертвенную кровь взвился клубом дыма, который тут же вытянулся столбом к заволокшим небо свинцовым тучам.
– Тебе, отче Хорсе Дажьбог, – с поклоном возвестил волхв. – Освети светом своим путь княжича светлого.
У третьего костра волхв на мгновение остановился, словно раздумывая. А огонь в костре плясал, словно ожидая, языки пламени метались без всякого ветра. Наконец, волхв с поклоном вылил в огонь почти всю оставшуюся в блюде кровь, и толпа ахнула – эта жертва оказалась самой щедрой.
– А ты, господине Стрый-бог Велес, сам ведаешь, что тебе делать для княжича светлого, – непонятно сказал волхв, и толпа ахнула вдругорядь. Густой клуб дыма поднялся над костром и вдруг сложился в видение – то ли воин, то ли охотник, то ли зверь, косматый и рогатый, глядел на людей из дыма.
Потом многие клялись и божились, будто они видели и слышали многое. Кто-то слышал многотысяченогий топот конских копыт и ржание коней, кто-то – треск пламени и крики людей, кто-то звон оружия и лязг цепей. Кому-то привиделся горящий город, кому-то – тонущие лодьи, кому-то – оскаленная волчья пасть, а кому-то – голый череп с полуотставшими клочьями гнилой плоти.
Остальные два костра волхв миновал быстрее.
– Тебе, господине Ярило, тебе, мати-Мокоше! – кланялся Славимир. – Не оставьте милостями своими княжича светлого.
Новая ветвистая молния вспыхнула ослепительно-белым, грянул гром и хлынул ливень, гася костры. Первая в этом году гроза всё-таки добралась до Полоцка.
Боги приняли жертвы.
С княжьего двора бежала Путиславина чернавка, радостно размахивая руками, и в её криках, заглушаемых грохотом грозы, можно было расслышать слова «Сын! Мальчик!».
Волхв Славимир лежал рядом с окровавленным камнем ничком, раскинув крестом руки. Владей и Якун мгновенно переглянулись и, подхватив старика под руки, подняли его на ноги. Тело волхва оказалось неожиданно лёгким, словно состояло из одних костей, прикрытых одеждой.
Мальчик!
Княжич!
Будущий князь полоцкий.
Два священника смотрели на всё это с крепостной стены.
– Да что ж мы стоим, кир Мина! – то и дело порывался что-то сделать тот, что постарше, седой и морщинистый старик-белец, круглый, словно колобок. Его глаза так и лучились голубым светом, он гневно притопывал ногой. – Да ведь это ж… это ж открытое нечестие! Надо им пояснить, помешать!
– Остынь, – остановил его второй, худой и высокий чернец-середович. Он глядел на горящие на площади костры неотрывно, и в его карих, выпуклых как маслины, греческих глазах, плясали отсветы огня. – Ты, Анфимушко, сколько уж лет тут, в Полоцке живёшь? Мог бы и привыкнуть, что тут все – нечестивцы, невегласы. Язычники. Идолопоклонники. Все. Вся страна. Даже князья.
Говорили по-гречески, и стоящий невдали в стороже вой не понимал ни слова. Впрочем, ему и дела до того не было.
В голосе Мины ясно звякнуло железо. Анфимий вздрогнул – епископ, кажется, впадал в грех ненависти.
2. Кривская земля. Полоцк
Зима 1039 года, просинец
Книга была большая, даже на вид тяжёлая, в переплёте потемнелой от старости кожи, с узорными медными накладками по углам и чернёной серебряной застёжкой, и полустёршейся позолотой вилось по крышке и корешку тиснёные буквы. Разглядеть можно было только «пси», «люди» да «твёрдо», остальные угадывались только по следам от тиснения.
Всеслав покосился на книгу с плохо скрытым отвращением – ну какому мальчишке в десять-то лет хочется сидеть за столом и повторять за учителем «аз», «буки», «веди» или разбирать «Часослов»? В то время как посадская ребятня, да и бояричи, товарищи его игр, может быть, в это время катятся весёлой гурьбой с горы вниз, на двинский лёд, вперемешку с комьями снега альбо строят на льду снежную крепость, чтобы после, поделясь на два войска, взять её приступом.
Читать дальше