Жюльетта Бенцони - Женщины Великого века

– Поверить в это я не в состоянии. Кто осмелится такое утверждать?

– Те, разумеется, кто имеет для этого основания. Слышали вы о предсказательнице, у которой перебывали все дамы высшего света, дорогая? О некой Лавуазен?

– Да, слышала. Но видеть ее не приходилось.

– А жаль. На вашем месте я бы к ней наведалась. У нее найдется что рассказать о смерти Дюпарк. Та довольно долго была в числе ее клиентов, а госпожа Горла, мать актрисы, до сих пор ее посещает. У этой госпожи Горла вроде бы имеются неопровержимые доказательства отравления.

По-прежнему стоя перед герцогиней, Шанмеле внимательно посмотрела ей в лицо. В нем не было ничего настораживающего, ничего, кроме бесконечного участия и симпатии. Но Мария не могла отделаться от мысли, что ей угрожают. Вряд ли эту высокопоставленную даму всерьез заботила судьба обыкновенной актрисы, пусть и знаменитой. И она решила выяснить, в чем тут дело.

– А как бы вы советовали мне поступить? – поинтересовалась она, забыв от волнения, что должна обращаться к герцогине в третьем лице.

Но Марию-Анну Манчини, похоже, не заботили тонкости этикета.

– О, все просто. В целях вашей безопасности достаточно немедленно разорвать эту… нежелательную связь. Мне известно, что господин Расин в числе авторов «Бургундского отеля», а ведь вы с мужем из этой труппы. Но вам не составит никакого труда перейти в труппу «Отеля Генего», например, чья репутация ничуть не ниже, а на мой взгляд, так и выше, чем у вашего театра. Вам будет оказан королевский прием. Что вы на это скажете?

– Мне нужно подумать. В любом случае, хочу заверить госпожу герцогиню, что я ей чрезвычайно благодарна за интерес, проявленный к моей скромной персоне, и я обещаю быть его достойной.

Мария де Шанмеле не имела ни малейшего намерения менять труппу, но слишком уж она хорошо знала коварство придворных дам, и особенно, по слухам, это касалось окружения Манчини, с которой она не осмелилась бы открыто вступить в противоборство. Теперь она понимала, чего добивалась герцогиня Буйонская: лишить Расина его главной и знаменитой исполнительницы, иначе говоря, ослабить его труппу и возвысить, таким образом, соперничавшую с ней труппу «Отеля Генего».

Покидая особняк герцогини, Мария дала себе слово ни за что не разрывать отношений с поэтом и уж точно воздержаться от посещения прорицательницы по имени Лавуазен. Рассказу Манчини о смерти Дюпарк она не придала ни малейшего значения. Самое обычное грязное вранье завистников – ничего другого!

Из духа противоречия, свойственного большинству женщин, особенно если речь заходит о любви, Мария удвоила нежность и заботливость к Расину и не собиралась этого скрывать. Теперь они приступили к работе над новой трагедией поэта – «Баязет».

Герцогиня Буйонская была не из тех, кто сдает позиции, если ими что-то задумано. По Парижу стали распространяться куплеты вольного содержания, в которых речь шла о «супружестве втроем» – Расина и четы Шанмеле. Один из самых безобидных звучал так:

Борзописцы Манчини не сидели сложа руки, но Мария только посмеивалась, когда на их с мужем головы обрушивался град язвительных стишков. Как ни говори, а это тоже реклама! Но премьера «Баязета» развязала против Расина настоящую войну, начатую герцогиней Буйонской в интересах поэта, который вовсе не нуждался в подобной протекции, – Пьера Корнеля.

Во время премьеры к аплодисментам вдруг присоединились свист и злобные выкрики, и все последующие представления проходили в таком невообразимом шуме, что невозможно было расслышать слова актеров.

Расина упрекали в том, что он написал «турецкую» пьесу, намекая на недавнее убийство Мональдески [111]его любовницей, Кристиной Шведской, в Фонтенбло. По поводу самой пьесы говорилось немало обидного, в частности, что она была лишена таланта. Эта чудовищная глупость нашла отражение даже в письме «провидицы» – маркизы де Севинье, адресованном госпоже де Гриньян: «Расин пишет для Шанмеле, но не для вечности».

Между тем маркиза была пылкой поклонницей актрисы и превозносила ее до небес. Кстати, насчет злосчастного «Баязета» она позже напишет дочери, посылая ей текст пьесы, что «следовало бы умудриться и вместе с ним прислать и саму Шанмеле…».

Все это время Мария мужественно противостояла интригам и нападкам недоброжелателей.