Сергей Фомичёв - Агриков меч

– А за сколько Юрий готов уступить землицу? – спросил Фёдор.

– За восемь сотен рублей серебром, – без раздумий, навскидку ответил Борис.

– Стало быть, тысяча, – подумал вслух Фёдор. – Так и скажи отцу, что, мол, за тысячу уступлю.

– Ты тоже, значит, торговле не чужд? – улыбнулся Борис. – За тысячу? Так и передам. Если, конечно, в Муроме сядешь.

– Ишь ты! – опять взвинтился Фёдор. – Сяду, можешь быть уверен! Ты вот скажи, сколько воинов город хранит?

– За кого ты меня принимаешь? – возмутился Борис. – Я не соглядатай какой-нибудь.

– Правда? – усмехнулся князь. – Однако мои силы ты наверняка уже пересчитал?

– Я сделал это ещё со стен Мурома, – возразил Борис. – И не один я. Могу сказать только, что в городе хватит воинов, чтобы выдержать приступ и хватит припасов, чтобы пересидеть осаду.

Он поднялся, чтобы уйти и Фёдор не стал возражать. Долил себе в кружку вина, выпил, равнодушно взирая на княжича.

– Юрию передай всё же, пусть уходит, преследовать не стану, – крикнул он вдогонку.

Когда посольство возвращалось обратно в город, Борис спросил у спутников:

– Ну что, удалось что-нибудь вызнать про этого монаха?

– Ничего, – сказал Румянец.

А Тимофей пожал плечами и ответил:

– Только то, что он здесь один. И судя по всему, простые воины его недолюбливают.

Демон в облике мужа стал приходить к ней почти каждый вечер. Но теперь Павел находился в городе. Некуда стало ездить – осада. Однако ночной гость, похоже, не опасался с ним встретиться. С тех пор как загудел набат, тот ни разу не ночевал в тереме. Пропадал на стенах, в конюшнях, гридницах и бог весть, где ещё.

Варвара места себе не находила. Душа разрывалась между долгом супругу, страхом и краткими мгновениями греховного плотского удовольствия. То есть если бы она могла выбирать, то без сомнений выбрала бы верность, мужа. Но она понимала, что не устоит перед соблазном и в следующий раз, какие бы клятвы себе не давала.

Весь город занимался подготовкой отпора врагу, готовился класть жизни и проливать кровь, а Варвара, ну полная дура, не могла разобраться в собственных чувствах. Даже злость взяла на самою себя. Эх, хоть бы кто-нибудь совет умный дал. Ведь должно же быть средство. Но нет у неё советчиков.

Павел готовился к войне, занимался с дружиной, пропадал на стенах и башнях, но она всё равно не посмела бы ему признаться. Сразу не призналась, а теперь и подавно. А больше спросить совета не у кого. Слишком уж щекотливое дело, чтобы посвящать в него даже близкую княжеской семье старуху-ведунью. Скорей уж старухе-то в первую очередь нельзя ни о чём говорить. А к кому ещё обратиться за помощью? Правда, была у княжны дальняя родственница, не чуждая ворожбе. Но она не только по крови дальняя, она и живёт бог знает где. К ней и в обычное-то время трудно добраться, а из осаждённого города и подавно.

Нет, нужно было что-то предпринимать самой. Варвара попыталась припомнить девичьи разговоры о колдовстве, слышанное когда-то про ворожбу и обереги, но ничего путного вспомнить так и не сумела. В голову ничего другого не пришло, как соорудить крестик из орехового дерева и припрятать его возле кровати. Средство больше на мертвецов рассчитано, да на нечисть лесную, а тот, кто к ней повадился на мертвеца или лешего походил мало.

Поначалу, когда незнакомец появился, про крестик она позабыла. Его взгляд немедленно проник в душу, разрывая на части и развеивая все замыслы, приготовления. Но когда мужчина подошёл ближе и собрался её обнять, Варвара почувствовала вдруг, что действие взгляда ослабло. Она вырвалась, метнулась к кровати и, выхватив оберег, выставила его перед собой.

Всё напрасно. Мужчина протянул руку и взял ореховый крест безо всякого страха. Он повертел его перед глазами, словно пытаясь разгадать, в чём тут подвох, затем улыбнулся и вернул Варваре.

– Опасаешься кого? – спросил он.

– Тебя опасаюсь, – набралась княжна смелости.

– Меня не надо опасаться, – сказал незнакомец.

Его голос казался таким убедительным, что Варвара сразу поверила – да, его опасаться не надо. Тогда он без грубости, но властно притянул женщину к себе и, наконец, обнял.

– Не меня ты боишься, а самой себя, – произнёс незнакомец ласково, будто говорил про любовь. – Зря боишься. Нет здесь никакого греха, если нравлюсь я тебе. Ведь нравлюсь?

Варвара вздрогнула, заливаясь краской.

– А почём я знаю, какой ты на самом деле? – тут же возразила княжна. – Ты мужем моим прикидываешься. В своём обличье не показался ни разу. Может ты дьявол?