Валерий Кормилицын - Держава (том первый)

Юные подпоручики задумчиво уставились на него, переваривая услышанное.

— Гм! — глубокомысленно кашлянул всё уже «переваривший» Гороховодатсковский, с иронией глянув на приятеля. — От господина полковника ничего не утаишь и не скроешь… Особенно кафе–шантан с певичками.

— Охо–хо! — немного покраснев, изрёк Буданов. — Гиблое дело с пауками в прятки играть, — ввёл всех, включая и Гороховодатсковского, в задумчивое настроение своей философской сентенцией. — Это он ещё не знает, что некий Тумпаков арендовал Измайловский сад у Тарасовых, и построил там каменный театр с застеклённой верандой. Говорят, будет французское варьете. Коли Ряснянский не запретил, следует посетить сие богоугодное заведение под кодовым названием «Буфф».

— Это позже, господа. А сейчас в другое богоугодное заведение — в церковь, — внёс предложение Гороховодатсковский.

Рубанов с Зерендорфом права голоса пока не имели.

В огромной полковой церкви народу было немного. Время служебное.

Батюшка одиноко стоял у иконы Благоверного князя Александра Невского и молился.

— Отец Владимир, — покашляв для приличия, обратился к священнику Буданов. — Пришли за благословением и напутствием для молодых офицеров. Подпоручики Зерендорф и Рубанов. Новые наши сослуживцы.

Отец Владимир, сощурив глаза, внимательно оглядел молодых офицеров и улыбнулся.

— В лейб–гвардии Павловском полку офицеры за грех считают лишь отсутствие храбрости. Всё остальное у них — добродетель, — протянул руку для поцелуя пришедшим. — Шучу. А если серьёзно, всю жизнь помните, господа офицеры, что Россия, Русь, есть государство народа русского. К коему относятся и православные люди Белой Руси и наши братья в Малороссии, — зажёг от огонька свечи другую свечу, и поставил перед образом Благоверного князя. Тысячу лет русский народ хранил и оберегал свою Веру и Державу. А Церковь Православная тысячу лет поддерживала и ковала державный дух русского патриотизма, — перекрестился на икону Александра Невского. С Церковью Православной Народ наш ДЕРЖИТ Государство Русское, отстаивает Отечество от Зла и Порабощения. Пока мы Верим, мы Непобедимы. Мечом и Верой защищаем мы Святую Русь. Вера Православная — вот корень Русской Державности. Потому–то враги и ополчились на Церковь. Они знают, что мечом Русь не покорить. Погубить её можно лишь Безверием. Вот потому и пляшут в церквях дети Сатаны, вот потому и чернят они Святую Веру, дабы ослабить народ Русский и поработить его с помощью безверия, злата и смуты. Тысячи и тысячи ратников русских, тысячу лет идут на смерть за Веру и Отечество. Мы их не помним, но их помнит Бог. Ими жива Россия, любимая Держава наша. Не надо стесняться любить свою Родину, господа офицеры. И если выпадет вам судьба отдать жизнь за Святую Русь, то отдайте её, как отдавали бесчисленные предки ваши, положившие души свои за Веру, Царя и Отечество.

А с иконы сурово смотрел на них Благоверный Князь, защитивший Русь от тевтонов.

И горели огоньки свечей, растворяясь в тёмной глубине церкви. И то ли от всей обстановки, от икон и старых полковых знамён, под сенью которых сражались и умирали солдаты и офицеры Павловского полка, на глазах Акима выступили слёзы, замутив огоньки свечей и увеличив их количество. И ему показалось, что горят не свечи, а светятся души воинов, положивших жизни свои за братьев своих, за Россию, и за него, Акима Рубанова. А если придёт такое время, что понадобится его жизнь… Он без раздумий отдаст её. И засветится в этом храме, среди сонма других свечей, ещё одна маленькая свеча…

В выходной день Рубанов с Зерендорфом надумали навестить Дубасова. Наняв извозчика, направились на Малую Охту.

Сентябрьский день выдался на удивление тёплым, и офицеры надели фуражки и белые летние кители, украсив их двумя юбилейными знаками: Об окончании ПВУ и 25 лет постановки в полк великого князя Николая Александровича.

— Да-а! — рисуясь бравым своим видом, и делая устало–пресыщенное лицо, когда проезжали мимо симпатичной белошвейки или модистки, глубокомысленно произнёс Рубанов.

Зерендорф, не дождавшись продолжения речи, сложив руки на эфесе шашки, накрыл их подбородком и сладко зажмурился, напомнив Акиму сытого кошана, отчего он даже хихикнул, утратив на минуту свой надменный и пресыщенный вид.

— Чего? — приоткрыв правый глаз, блаженно щурился на него приятель.

— Вспомнил слова императора Николая Первого о сегодняшнем деньке.