– Я только помню, как меня допрашивали. Виктора с трибун увели солдаты, а потом они пришли и за мной, – Леона понятия не имела, что стало с Полиной.
– Барбье выбросил ее из комнаты, – девушка слишком хорошо помнила все случившееся дальше, – а потом я потеряла сознание, – она, разумеется, не могла ничего спросить у Паука.
– Надо обо всем забыть, – решила Леона, – Иосиф не виноват в произошедшем, его заставили. Для него все тоже было пыткой, как и для меня, – живот свело болезненной судорогой, Леона поперхнулась чаем, – и, если бы не он, это могли быть беглые нацистские твари, – ее снова затошнило, – хватит об этом думать, – она надеялась, что Иосиф и Полина выжили.
– Хаим их отыскал, – Леона поняла, кем на самом деле был товарищ Флори, – они, наверняка, сейчас в Аргентине, – по словам монахини, в Лос Андес пока было тихо.
– Мы слышали по радио о случившемся в столице, – пожилая женщина поджала губы, – Альенде совершил грех, лишив себя жизни, – она перекрестилась, – а остальное не наше дело, мы далеки от политики, – дверь скрипнула, Леона отставила чай.
– Она словно Мадонна со старых картин, – Саше перехватило дыхание, – она такая красивая, – бледные щеки Лары покрыли запекшиеся царапины. Под глазами чернели синяки, в углах рта виднелись кровавые ссадины.
– Надо найти в Мендозе врача, – пообещал себе Саша, – ее только били, но лучше все проверить, – Лара слабо улыбнулась:
– Милый, – девушка подалась вперед, – все хорошо, – Саша осторожно присел на кровать.
– Цветы я не принес, – он прижался губами к руке девушки, – кармелитки такого не одобряют, – Саша объяснил монахиням, что его сестра стала жертвой нападения бандитов в столице.
– Ей надо прийти в себя и пожить в спокойной обстановке, – сказал он, – поэтому я привез ее в монастырь. Надеюсь, у вас найдется приют для страждущей души, – Саша заплатил за пансион долларами, полученными от товарища Флори.
– Вряд ли мы теперь встретимся, – понял Скорпион, – а жаль. Он отличный парень, пусть и слишком радикален для нас. Наверняка, он скоро сложит голову, если не здесь, то в Америке или во Вьетнаме…
Официально США вывели из страны войска, однако силы Вьетконга неумолимо двигались к югу. Северные коммунисты собирались объединить страну. Саша не сомневался, что на юге действуют американские военные советники, вкупе с агентами ЦРУ.
– Вьетнам станет еще одним оплотом коммунизма в Азии, – сказал себе он, – мы должны противодействовать силе Китая в том регионе, – он ожидал, что товарищ Флори не станет долго болтаться в Чили.
– Лара объяснила, что он в стране проездом, – Саша не выпускал руки девушки, – что Флори ее товарищ по партии, – он подвинул Ларе блюдце с печеньем.
– Тебе надо хорошо питаться, любовь моя, – озабоченно сказал Саша, – нам предстоит пеший переход в Аргентину, – Саша не собирался рисковать пограничными заставами. Французский паспорт товарища Вербье оставался в относительном порядке, однако у Лары не было никаких документов. Сашины бумаги пережили взрыв машины и купание в бассейне.
– В Мендозу нам привезут новые документы, – утешил себя он, – мы доберемся в Париж, а оттуда отправимся в Москву, – Лара дрогнула ресницами.
– Спасибо, милый. Я не говорила тебе насчет, – она понизила голос, – Синоптиков из соображений партийной дисциплины. Я не в Америке, но надо вести себя осторожно, – Саша погладил янтарную прядь волос, спускающуюся на ее щеку.
– Я понимаю, любовь моя, – он взял ее лицо в ладони, – я тоже тебе не все говорил. Меня действительно зовут Александр, но я не француз, – Лара ахнула, – я советский коммунист, работник разведки. Я приехал в Чили, чтобы спасти президента Альенде, – по ее лицу покатились слезы, Саша едва справился с рыданием, – но получилось, что я спас тебя.
– Лара, – он прижался лицом к ее ладоням, – Лара, милая, я тебя люблю. Лара, я все устрою, я достану тебе новые документы, я отвезу тебя в Париж, но если ты хочешь, то… – он понял, что говорит по-русски.
– Я хочу, Саша, – шепнула девушка, – очень хочу. Отвези меня в Москву, милый. Я хочу поехать домой, – Саша ловил стук ее сердца, слезы Лары казались ему сладкими.
– Мы скоро будем дома, – кивнул он, – и больше никогда не расстанемся, любовь моя. Я так счастлив, Лара, так счастлив, спасибо тебе…
Голуби, вспорхнув с подоконника, закружились в чистой весенней лазури.
Покосившийся домик иерусалимского камня обклеили свежими и желтеющими пашквилями. Так в Меа Шеарим называли объявления, сообщающие общине новости. Элишева плохо знала идиш, однако разбирала заголовки.
Читать дальше