Петр Цивлин - Так это было

Талмудтора располагалась по Александровской улице на противоположной части города, возле женской гимназии. Направляясь в школу и возвращаясь обратно, я заходил на веялочную фабрику и забирал мешок с топливом из древесных отходов, который с возрастом становился всё более тяжелым. Отец никогда не высказывал вслух одобрения моему трудолюбию, а я никогда не считал это чем-то из ряда выходящим. Все, что мы делали для семьи, никому в заслугу не ставилось.

1907 год был для нашей семьи особенно тяжелым. В этом году, когда мне исполнилось 6 лет, умерла наша любимая мать. Маленькая, очень живая и красивая женщина она всегда была готова на самопожертвование для того, чтобы нас накормить и одеть.

Живя в беспросветной нужде, не зная никаких радостей жизни, кроме любви к семье, она никогда не жаловалась на судьбу, не обращалась за помощью к другим людям. Вставала она в 4–5 часов утра, чтобы проводить отца на работу, развести огонь, согреть квартиру к тому времени, когда проснутся дети. Нас было шесть душ мал-мала меньше, но она всегда умудрялась одеть нас в чистую, хотя единственную, одежду, обмыть и накормить. В нашей квартире половина полов была из кирпича и она находилась в подвале дома, но в ней всегда было чисто, что вызывало уважение соседей. Понимая, как тяжело приходится отцу, мать всеми силами старалась разделить его тяготы по содержанию семьи, и не было случая, чтобы кто-нибудь из них упрекнул друг друга.

В наше время, когда широко развернута система здравоохранения и все же остается немало нерешенных проблем, трудно даже представить, что еще 80 лет тому назад мало кто рожал в специальных родильных домах. Как правило, женщины рожали дома в условиях, не отвечающих необходимым санитарным требованиям. В качестве медперсонала использовалась в лучшем случае повитуха, но чаще – соседка, имеющая собственный опыт в этом деле. На акушерку рабочий потратиться не мог, так как на это должна была уйти половина недельного заработка, если не больше, а тогда – "зубы на полку". В этих условиях роды нередко заканчивались заражением крови, от которого спасения не было. Так вышло и с матерью. Родив пятого брата, она через несколько дней умерла от заражения крови, и мы остались одни.

Мне тогда было 6 лет и, как старший брат, я по еврейским законам должен был возносить молитву богу, начиная с её могилы в течение года, а потом – каждую годовщину смерти. Хоронить мать пошли многие люди с нашей улицы. Я помню, многие плакали, но я не плакал ни дома, ни на похоронах.

Но когда мы вернулись с кладбища, у меня на голове обнаружили седые волосы. Было очень тяжело, хотя поделиться ни с кем я не мог. Да и как могло быть иначе? Ведь я первый начал делить с матерью все трудности и радости нашего существования. Но у нас не было принято выражать свои чувства. Как радость, так и горе переносились в глубине души.

Так у отца на руках оказалось шестеро детей, среди которых старшей сестре было 10 лет. Новорожденного брата Мишу принял на воспитание наш знакомый – столяр, уже имевший двух взрослых дочерей. В этой семье наш брат был окружен большим вниманием и усыновлен, что, однако, не мешало нам часто встречаться с ним и дружить. Однако, управиться с нашей семьей десятилетней сестре было не под силу, и отец летом 1907 года, через шесть месяцев после смерти матери, принял решение жениться.

Его второй женой стала девица, которая, как потом выяснилось, любила отца в молодости и рассчитывала, что они поженятся. Но вышло так, что отец женился на другой, а она так и не вышла замуж. Оказавшись вдовцом с большой семьей, отец поехал на свою родину в местечко Добрянку Черниговской области и снова встретился там со своей первой невестой, которая на этот раз вышла за него. Так мы получили мачеху.

Наименее разговорчивыми в нашей семье были я и мой брат Аркадий, которому тогда было три года. Я встретил мачеху молча, настороженно. И потом всю жизнь матерью её не называл, несмотря на просьбы отца, хотя никогда особых притеснений с её стороны не испытывал. Несмотря на появление мачехи, не могу припомнить, чтобы она когда-нибудь убирала в квартире или стирала бельё. Вся эта работа, как и забота о нас, легла на нашу старшую сестру Геню.

И ростом и внешностью Геня напоминала мать. От неё унаследовала чистоплотность, трудолюбие, большую выносливость. Она убирала в квартире, мыла и обшивала нас и, в дополнение ко всему, с 12 лет пошла работать к портному, где обучилась портняжному делу и стала материально помогать семье. Чтобы справиться с этими обязанностями сестра работала, не покладая рук, стирала по ночам, чтобы утром вовремя успеть на работу. Но она никогда не жаловалась, всё делала с хорошим настроением, с улыбкой, хотя пот лился градом, и ноги подкашивались от усталости. Но это, собственно, никого не удивляло, так как считалось у нас в порядке вещей.