Аркадий Ужанов - Двадцать пять лет в окопах холодной войны

С разгромом немцев на Курской дуге летом 1943 года Москву бомбить перестали. Фашисты выдохлись. Да и наша авиация не давала им возможности подниматься с аэродромов и громила их на земле. После отката немцев дальше, на запад, в Москве стало полегче. Отменили многие ограничения. Стало полегче с продовольствием. Началось восстановление разрушенного.

Знаменательным событием московской жизни тех дней был показательный провод по Садовому кольцу 56 тысяч пленных немецких генералов, офицеров, солдат, следовавших под усиленным конвоем. Кроме того, вдоль тротуаров Садового кольца были выстроены цепи наших солдат во избежание каких-либо инцидентов, а они могли быть. Собралась на это зрелище вся Москва. Даже с работы большинство отпустили специально для этого – сотня тысяч, а, может быть, и миллионы людей. Мы с пацанами, конечно, пробрались в первые ряды у Красных ворот. Вели немцев огромными колоннами. Впереди генералы, затем офицеры, потом солдаты. Брели они понуро и обреченно. Еще бы! Их демонстрировали как в зоопарке. А впереди маячили долгие годы принудительного труда на восстановлении разрушенного народного хозяйства нашей страны. Отношение к пленным со стороны зрителей было неоднозначным. Многие плакали, ругались, плевали на немцев, некоторые норовили прорваться через кордон и пнуть кого-нибудь из «немчуры». Были и такие, что сочувствовали им, жалели их по нашей, русской сердобольной натуре. Кое-кому удавалось через плечи наших солдат сунуть поверженному противнику кусок хлеба, пирожок, табак. Шествие это длилось несколько часов, было отражено прессой и запечатлено кинохроникой. Сведения об этом событии всколыхнули всю страну, придали ей новые силы. Народ на Западе визжал от восторга в кинозалах. Тем более что прохождение пленных заканчивалось движением следом колонны из сотни поливальных машин, что должно было символизировать смывание грязи после этой нечисти. Это был сильный пропагандистский ход.

Дом наш находился в центре Москвы – в Большом Харитоньевском переулке, между Чистыми прудами и Красными воротами. Кстати, переулок этот упоминается Пушкиным в «Евгении Онегине» как место размещения городской усадьбы Лариных.

Построен дом был в начале 30-х годов XX столетия и являлся одним из первых кооперативных домов в Москве. Поэтому в нем жили весьма состоятельные люди из числа интеллигенции. Например, имеющие мировую известность академики Чаплыгин, Чудаков, знаменитый полярник Кренкель, писатель-сатирик Дыховичный и прочие. От медных табличек на дверях квартир указанных там знаменитых фамилий, званий, степеней, должностей в глазах рябило. Это были представители новой советской интеллигенции, доставшиеся стране от дореволюционных времен. Прислуга так и мельтешила по этажам. Кроме персональных домработниц, была и общая обслуга. Домуправ, слесаря, столяры, стекольщики, кочегары, дворники. Стоило нам, ребятам, выбить какой-либо старушке на первом этаже стекло футбольным мячом, как оно тут же вставлялось, без лишнего шума и разбирательства. Дети имели право иметь детство. При доме был свой магазин. В довоенные и послевоенные годы он функционировал как часы. Неутомимый разносчик – дядя Петя – тихо делал свое доброе дело. К 6 часам утра каждый день у дверей квартир появлялось требуемое количество бутылок молока и кефира. Беззвучно. В 7 часов утра дядя Петя уже звонил в каждую квартиру, получал за доставленный ранее товар, предлагал горячие французские булочки по 7 копеек и другую выпечку. Позднее появлялся с корзинами мяса, рыбы, масла и прочей бакалеи. Вид у дяди Пети был импозантный: в белой куртке, белых перчатках и белой панаме. Как в лучших домах Парижа.

Домовая уборщица, тетя Женя, естественно, каждый день с раннего утра мыла подъезды, протирала пыль, чистила перила, окна. По мере возможности боролась с нами, пацанами. Правда, мы ничем особым и не отличались. Вандализма, который привычен в теперешних московских подъездах, не было и в помине, несмотря на всю нашу шустрость. Вот что значит дворянское происхождение и аристократическое воспитание. Нынешняя «лимита», наводнившая Москву, напоминает жителей нью-йоркского Гарлема.

Да, почти у каждой квартиры были «свои» молочницы. Они привозили из Подмосковья молочко «из-под коровки», свежайшие творог и сметану истинно деревенского происхождения. Одновременно они забирали приготовленные картофельные очистки, отходы овощей, черствый хлеб, остатки другой пищи на корм скоту. Вот такой незатейливый товарообмен ко всеобщему удовольствию.