Аркадий Ужанов - Двадцать пять лет в окопах холодной войны

По прибытии в Челябинск всех эвакуированных размещали в порядке уплотнения в различные квартиры. Разумеется, свободных квартир тогда, как и сейчас, не было. Нашу семью приютил старый друг отца по военной академии Владимир Егоров. Он работал начальником военной приемки челябинских оборонных заводов и имел прекрасную четырехкомнатную квартиру в обкомовском доме. Когда Егоров перевелся к новому месту службы, на его площадь вселилась семья третьего секретаря челябинского обкома партии.

Жили мы в Челябинске неплохо. Хотя, так же как и всем, приходилось испытывать какие-то трудности. Война есть война. Карточная система, очень расчетливое ведение домашнего хозяйства, недостаток продуктов. Приходилось ездить по окрестным деревням, меняя свою пожитки на различное продовольствие. В Челябинске я учился в 5-м и 6-м классах. Состоял в тимуровской команде школы. Ходили с ребятами помогать по хозяйству бабулькам и женщинам, чьи мужчины воевали. В это время я освоил верховую езду на лошади. Опять же впервые попробовал курить и даже один раз выпить. Мама, как я уже говорил, в Челябинске сделала стремительную карьеру, сметая на своем пути разное жулье и просто недобросовестных работников. В феврале 42-го года мне сделали операцию по удалению аппендицита, при этом в отделении гинекологии больницы, которой в это время уже заведовала мама. Операция прошла нормально. На третий день я уже ремонтировал кучи больничных радионаушников, помогал в отделении по хозяйству. На пятый день уже лазал по стогам сена на конном дворе больницы, а также обследовал битую военную технику в эшелонах, стоящих рядом с больницей. Одним словом, с меня как с гуся вода. Мама же ужасно волновалась за меня и преждевременно родила мне братишку Натана.

Отец в начале 42-го года перебрался в Москву. Почти сразу после разгрома немцев под Москвой, через несколько месяцев войны выяснилось, что трудно управлять огромной страной через наркоматы, разбросанные эвакуацией по разным городам Советского Союза. Все наиболее важные наркоматы создали оперативные группы во главе с наркомами, которые возобновили деятельность в столице.

В Челябинской области я первый, и теперь можно сказать единственный, раз в жизни увидел огромные степные соленые озера. Интересное природное явление. На берегу такого озера чувствуешь себя как у моря.

Также с удовольствием вспоминаю пребывание в пионерском лагере на озере Кисегач. Озеро очень большой глубины и с кристально чистой водой располагалось между красивейшими горными хребтами и окружено было тайгой. В лесу, естественно, полным-полно разных грибов, ягод, кедровых орешков. В озере – разнообразные виды рыб, колоссальное количество раков. При этом их размеры и количество никогда мне больше в жизни не встречались.

Пионерский лагерь мало был похож на привычный лагерь. Скорее, он был пансионатом для детей высокопоставленных сотрудников Южно-уральской железной дороги. Нас, «пионеров», было всего 36. А лагерной обслуги – 40 человек. Нас там кохали и лелеяли. Все было подчинено нашим интересам. Разными культмассовыми мероприятиями нам не докучали. Мы ловили рыбу, раков, собирали дары леса, катались на лодках и водных велосипедах. Любили слушать местных жителей о страшных легендах, связанных с озером Кисегач. Одним словом, война шла, но для нас она была далекой и мало ощутимой.

В первой половине 1943 года, после победы под Сталинградом, мы вернулись в Москву, к отцу.

Здесь была, конечно, совсем другая обстановка – суровая, военная. Здесь война чувствовалась. Сосредоточенные и усталые лица прохожих. Военные патрули на улицах. Колонны военной техники и войск, следовавших через Москву. Комендантский час. Ограничения в использовании газа и электричества, хуже с продуктами. Светомаскировка, за соблюдением которой тщательно следили. Заклеенные крест-накрест полосками бумаги оконные стекла. Еще продолжались бомбежки Москвы. Хотя запал у немцев был уже не тот. Наша истребительная авиация, зенитная артиллерия, аэростатные заграждения успешно противостояли вражеским бомбардировщикам. Редко кому из них удавалось прорваться в воздушное пространство Москвы. О прицельном бомбометании уже не могло быть и речи. Немецкие самолеты судорожно метались в перекрестиях лучей заметных прожекторов и хаотично бросали бомбы. Конечно, и в этом случае они наносили какой-то удар, особенно фугасные бомбы. Через один дом от нашего начисто разворотило здание бывшего посольства Латвии. В него попала 500-килограммовая фугасная бомба. С зажигательными бомбами москвичи приноровились бороться. И мы, пацаны, с восторгом помогали взрослым дежурить на своих домах, сбрасывать зажигалки с крыши на улицу, тушить их на чердаках. Было интересно наблюдать, как падают сбитые фашистские самолеты. Иногда летчики выпрыгивали с парашютами. Но их судьба была предсказуема, так как их всегда сопровождал луч прожектора, очень суровые и полные лишений времена войск. Для миллионов людей нашей страны они были трагическими. Но они были наполнены оптимизмом и верой в Победу, которая закономерно и заслуженно пришла. У тех, кто все это пережили, никогда не сотрутся в памяти воспоминания и чувства торжества.