– Месье, – раздался рядом нежный голосок.
Приятель, несомненно, знал, что ему надо. Худенькая девушка, почти подросток, не доставала белокурой головой даже до его плеча: «И это я еще сижу, – смешливо подумал Ворон, – она ростом с Тео, хотя постарше будет. Наверное, ей лет восемнадцать».
Волна кружев на сером, в цвет ее глаз, платье, прикрывала плоскую грудь в скромном декольте.
– Мадемуазель, – он поднялся. Девушка даже отступила, таким он был высоким и широкоплечим: «Я принесу вино, месье, – она робко улыбнулась, – добро пожаловать в Париж». Рядом с Вороном она и вправду казалась ребенком. От него пахло солью и пряностями, словно в комнату вместе с ним плеснула морская волна, словно закружил голову аромат корабельных трюмов.
Вино оказалось достойным. Он всегда любил Париж а то, что здесь можно было со вкусом выпить. На улице стоял теплый сентябрь, но камин все равно горел. Отставив бокал, он подмигнул девушке: «Вам не жарко, мадемуазель?»
– Можно просто Жанна, – она не поднимала золотистых, длинных ресниц.
– Жанна, – Ворон похлопал по ручке своего кресла. «Иди сюда, моя прелесть».
Девушка сразу пристроилась рядом, поддернув платье. Ворон ценил шлюх, понимавших его с полуслова.
– Жанна, – он погладил острую коленку в шелковом чулке, – ты послушная девочка?
– Очень, месье, – она зарумянилась. Ворон уверенно смял кружева ее нижних юбок.
– Это хорошо, – почувствовав под пальцами влагу, лениво улыбнувшись, он коснулся ее губ. Жанна шепнула: «Все, что хочет месье».
Он взял девушку за подбородок:
– Месье хочет многого, но начнет с простых вещей, – поставив ее на колени перед креслом, Ворон глаза.
Когда он ушел, девушка сгребла с простыни деньги. Напоследок осыпав ее монетами, гость распластал ее на спине посреди тусклого сияния золота. В опочивальне пахло солью и потом, металлом и кровью. Отшвырнув с дороги разорванный шелк платья, распахнув ставни, девушка впустила в комнату свежий ветер осени.
Поежившись, Ворон подбросил дров в очаг. За окном завывала метель. Он вспомнил свою первую и единственную зимовку на Ньюфаундленде:
– Правильно я сделал, что с тех пор не появлялся севернее Копенгагена», – налив себе теплого вина, Степан подышал на озябшие пальцы.
На дворе заскрипели ворота, заржали лошади. Потянув к себе второй кубок, Ворон поставил его рядом.
– Мороз, ужас какой, – остановившись на пороге, Анна Трондсен стряхнула снег с подбитого мехом плаща. «На перевале все обледенело, еле по мосту проехали». Сев на лавку, женщина принялась стягивать высокие сапоги тюленьей кожи.
– Дай, – опустившись на колени, Ворон помог ей. Маленькие ступни в толстых шерстяных чулках заледенели. Погрев их в руках, Степан сердито сказал: «Охота тебе ночью по горам бродить, сидела бы дома».
Анна хмыкнула:
– Видно, что хозяйством ты никогда не занимался. Скоро Рождество, баранину в сентябре засолили. С морозами надо мясо закоптить и развесить, чтобы как следует просохло, – она приняла от Степана серебряный кубок с вином, – еще сейчас из Швеции привезут медь. В городе я встречалась с ганзейскими купцами, обговаривала условия поставки.
Степан заинтересовался: «У тебя есть доля в фалунских рудниках?»
– Еще от отца моего покойного, – перекрестившись, Анна вдруг хихикнула: «Ты скучал, что ли, Стефан?»
– Да, – потянув ее к себе на колени, Ворон с удивлением понял, что говорит правду.
– Норвежской даме палец в рот не клади, – предупредил его Джон. «Ее отец сначала пиратствовал на Балтике, а потом стал адмиралом датского флота. Она выросла при дворе в Копенгагене».
– Об отце ее я слышал, – ответил Степан. «Он ходил в Исландию ходил, усмирять восстание против датчан усмирять, и воевал со шведами».
– Брат ее, Энно, такой же авантюрист, – Джон усмехнулся, – он ограбил покойного короля Эрика шведского и сбежал на континент, где притворялся графом. Он даже самому герцогу Альбе голову долго морочил, однако шведы его нашли и на колесе изломали. Эта Анна не цветок невинности, поверь мне.
– Зачем она вышла замуж за Босуэлла, если она такая умная? – Ворон выпил: «Прав мой брат, с французским вином ничто не сравнится».
Джон хмыкнул:
– Тогда ей девятнадцать было, а не тридцать семь, как сейчас. С ее замужеством темная история, они с Босуэллом в церковь не ходили, а только за руки подержались. Якобы у норвежцев это принято, и считается браком. Босуэлл ее увез во Фландрию, заставил продать имущество, – якобы ему денег не хватало, – но все равно бросил и женился на другой, с венчанием, как положено. Потом он с Марией Стюарт повстречался. Анна вернулась в Норвегию. Куда ей было еще деваться?
Читать дальше