Ирэн Фрэн - Клеопатра

В общем, это был тот же страх, что и в Александрии. Тот же, что в Сирии, Пергаме, Эфесе, Афинах и Иудее. Однако, здесь его отличала зачарованность тьмой, отсутствие реальной надежды; и если Клеопатра действительно находилась тогда рядом со своим отцом, она могла почувствовать атмосферу этого Рима теней, охваченного ужасом и покорного самым темным силам (тогда как Египет, сталкиваясь с вопросами того же порядка, всегда обращался к небу, к свету). В римских ритуалах — она бы это поняла — всегда присутствовало нечто, что напоминало о вулкане, о нечистом болоте, об испарениях раскинувшейся в родах земли. Все новое или неизвестное, с чем сталкивался народ Рима, вызывало у него инстинктивное недоверие — как у первобытной Волчицы. Для отца Клеопатры и для нее самой, униженных изгнанников, тот факт, что, дабы решить судьбу их цивилизации, столь йревней и утонченной, обратились к этим грубым ритуалам, стал еще одним оскорблением.

Но сенаторы этим не удовлетворились; ибо оглашение оракула в конце церемонии, по существу, вылилось в новый оскорбительный выпад, направленный против Флейтиста и его дочери. «Не следует отказывать царю Египта в римской помощи, — лицемерно заявили толкователи Книги, — однако опасно оказывать таковую помощь посредством вооруженной силы».

Иными словами, необходимо набраться терпения; Римская Волчица выпустила Флейтиста из своих челюстей, она хочет дождаться момента, когда жертва сама испустит дух, и только тогда пошлет в Египет свои легионы — или, лучше сказать, своих шакалов.

В течение некоторого времени в сенате еще спорили о том, нельзя ли заменить военное вмешательство дипломатическим и кого именно лучше послать в Египет для переговоров с мятежной царицей. Раздраженный Флейтист уже не думал о приличиях: он направил «отцам отечества» велеречивое письмо, в котором без всякого стыда просил их назначить послом к его дочери Помпея. Это предложение, разумеется, отклонили; а поскольку сенаторы так и не смогли прийти к единому мнению относительно подходящей кандидатуры, рассмотрение данного вопроса вновь было отложено на неопределенный срок.

Однако упрямец Флейтист не признал себя побежденным. Благодаря деньгам Рабирия и военному престижу Помпея он в конце концов обеспечил себе кое-какую поддержку; а два его кредитора уже истратили на него столько золота, что более, чем когда-либо, желали восполнить свои потери за счет Египта. Вокруг изгнанного царя сформировалась небольшая лига, но тут он решил переменить тактику. Он уехал из Рима в Эфес, где вместе со своей семьей нашел убежище в храме Артемиды. Убить его там было бы непростительным святотатством — поэтому он мог спокойно и терпеливо дожидаться лучших дней.

Он консультировался со своими секретными агентами, набирал новых шпионов, отправлял и принимал связных, плел интриги, сам оставаясь на месте, и по-прежнему ощущал себя распорядителем игры. Тогда как на самом деле его судьба вновь оказалась в руках Цезаря.

Потому что как бы ни был коварный император [35] Титул «император» (букв.: победитель) был дарован Цезарю в 45 г. до н. э. сенатом с правом передачи его по наследству. Первоначально это было временное звание военачальника: так именовался полководец с момента победы до триумфа в Риме. — Примеч. науч. ред. занят стычками в галльских лесах, он не переставал пристально следить за тем, что происходит в Риме, Эфесе и Александрии. Для него не имело большого значения, кто — Береника или ее отец — в данный момент занимает египетский трон; главное, ему удалось, благодаря Клодию, ослабить позиции Помпея в сенате. В данный момент его самым опасным соперником был Красе. Чтобы как можно быстрее нейтрализовать Красса, Цезарь пришел к соглашению со своим старым врагом Помпеем и убедил его нарушить запрет оракула. Разумеется, не открыто, а с соблюдением внешних приличий: Помпей поручит осуществление святотатственного акта надежному человеку. Например, какому-нибудь преданному ему военному, горячей голове, способной на всяческие авантюры. Когда эта партия будет разыграна, Красе попадет в ловушку, его окончательно отстранят от египетских дел. Что же касается их двоих, то они потом поделят плоды победы, но их никто не сможет ни в чем упрекнуть.

Помпей легко дал себя уговорить. У него даже был готовый кандидат: Габиний, блестящий военачальник, превосходный знаток людей, который любил опасные приключения и в то время исполнял должность наместника провинции Сирия. Вопреки всем ожиданиям, Габиния испугала мысль, что он должен будет нарушить предписание священного оракула. Однако Цезарь все заранее предусмотрел; он знал о навязчивой идее царя Египта, знал, что тот никогда не откажется от своих планов, — тем более что сейчас Флейтист уже предвкушает, как, едва шевельнув пальцем, вновь обретет свое царство.