Николай Кикешев - Встань и иди

Пырин связался с ведомым:

– Саша, я весь народ брать боюсь, возьму только раненого и найденыша. Ты прихватишь остальных.

С высоты птичьего полета он огляделся, прикинул, что стреляли по ним с душманской базы. Над дувалами кишлака возвышалась крепостёнка, там суетились люди. Скомандовал борттехнику:

– Серега, включай вооружение!

На вертолет недавно поставили два блока новых ракет. У них был калибр побольше и взрывной заряд мощный. Пырин сделал правый разворот, выпустил ракеты по дувалу, сделал левый разворот и, уходя от кишлака с набором высоты, сказал ведомому:

– Саша, а теперь садись и забирай ребят.

Цымбалюк только удивленно присвистнул:

– Ну, командир, я такого от тебя не ожидал!

– Я и сам себя сегодня не узнаю. За наглость нужно «духов» наказывать. Такие вещи им прощать не надо.

Когда прибыли на аэродром, и Пырин доложил о выполнении задачи, командир полка полковник Нургалиев по-свойски спросил:

– Коля, какое представление писать: орден или звание «майор» досрочно?

– Хорошо бы майора досрочно получить, – мечтательно ответил Николай.

– Значит, жди скорого повышения в звании.

А от ремонтников он получил ценный подарок в тот же день. Цымбалюк протянул на ладони стальной сердечник пули:

– Вот, во время осмотра машины плоскогубцами из обшивки за вашим сидением вытащил. «Дух» пропорол пулеметной очередью весь вертолет от кабины до хвоста. Мы еще легко отделались. Держите на память.

Бокова вертолетчики высадили в пограничном батальоне. Он с трудом спустился по стремянке, спрыгнул на землю и чуть не упал от пронзившей тело острой боли в стертых до крови ступнях. Снял ботинки, взял их в левую руку, в правой зажал автомат и, раскорячивая длинные ноги, осторожно пошел к зданию. Щебнева увидел в тени чинары с кружкой в руке и со злостью подумал: «Подлец, бросил меня, а сам чаи гоняет».

– Товарищ капитан, я думал, вы давно ушли! – удивился взводный, виновато отводя глаза.

– Куда я мог уйти? Где остальные? Все прилетели?

– Не знаю… Сейчас посчитаем.

Щебнев хитрил. Он, конечно, знал, что в суматохе оставил не только начальника штаба. Но признаться в этом не хотел даже самому себе. Все надеялся, что оставленные подчиненные вот-вот подойдут.

Бокову все происшедшее с ним казалось кошмарным сном. И если бы не саднящая боль в стертых ногах и периодически вспыхивающий внутри огонь жажды – пережитое в этот день рождения осталось бы в памяти, как печальное недоразумение. Но нехватка людей подсказывала, что трагическая реальность продолжается.

Выяснилось, что не хватает девяти человек.

– Троих раненых отправили в джелалабадский госпиталь, – сказал Щебнев.

– Значит, шестеро остались там? – спросил Григорий, с болью сознавая, что испытания не закончились и нужно вновь возвращаться под пули.

– Нет пулеметчиков!

– Немедленно искать!

– Сейчас прилетит комбат с резервной группой. Он приказал никаких действий не предпринимать.

– Как не предпринимать? А вдруг еще кто-нибудь вышел на пункт сбора?

– Вот и комбат летит, – сказал Щебнев, заметив приближающийся со стороны Джелалабада вертолет.

Он приземлился возле штаба. Из машины выскочила огромная овчарка по кличке Рекс, которая всегда сопровождала комбата на боевых выходах.

За ней на землю спрыгнул Зубов в боевом снаряжении, издали крикнул:

– Почему оголился, Боков? Люди все?

– Нет шести человек, – выдавил из себя Григорий тяжелое признание.

– Ч-т-т-о-о? – глаза Зубова мгновенно начали наливаться кровью, ноздри раздулись. На крутых скулах забегали желваки. – Людей бросил! Сам убежал, а подчиненных бросил? – напирал он, и из перекошенного злобой рта вместе со словами вылетали капли слюны. Подражая комбату, ощерила пасть овчарка. Рекс когда-то служил саперам, искал мины, но потерял нюх и теперь исправно служил новому хозяину. – Под трибунал пойдешь, понял?

– Я никого не бросал! – ответил с вызовом Григорий. – Меня самого оставили. Еле отбился…

Зубов не хотел слушать никаких оправданий. Этот боевой выход пополнил серию неудач, которые преследовали батальон в последнее время. Он уже озверел от унижающих разносов начальства, постоянных людских потерь и свое зло вымещал сейчас на Бокове, в котором видел причину очередного несчастья.

– Ты затащил их к душманам! Ты первым и пойдешь, понял?

– Первым так первым, – равнодушно согласился Григорий. Он понял, что сейчас обозленному комбату бесполезно что-либо доказывать. А после всего пережитого его уже ничто не пугало. Нестерпимо хотелось пить. Он отвинтил крышку фляжки, приложился к горлышку, и кадык забегал по жилистой шее в такт глоткам. Утолив жажду, вытер губы тыльной стороной ладони, сказал: