Юрий Панов - Зарево над юностью

– Смотри на них, Миша!..

Михаил поднял голову и уже не смог отвести взгляда от черных зрачков автоматов… Злые и безжалостные, они заглядывали в душу, ширились, ожидая увидеть в ней испуг и мольбу о милосердии.

Но душа прямилась, каменела.

И, не найдя страха, зрачки плеснули смертельным огнем.

Тело брата налилось чугунной тяжестью, руки ослабли, и Евгений не удержал его. Михаил упал вниз лицом. Увидел перед самыми глазами зеленый листочек, на котором лежала тонкая курчавая льдинка. От тепла его глаза она растаяла, и на листке задрожала капелька росы. Луч солнца высветил изнутри каплю и угас.

Их уложили в могилу головами в разные стороны.

Жизнь долго не хотела покидать тело Евгения. Из уходящего мира до него невнятно доносились голоса солдат, звон лопаты. Он хотел крикнуть, но рот был забит песком, и он ощутил его горький привкус…

Когда тела были засыпаны, комья земли вдруг зашевелились, и высунулась рука с посиневшими пальцами, медленно сжалась в кулак, словно посылая последнее проклятье.

Унтер поднял автомат и, стервенея, выпустил в могилу всю обойму.

Над притихшими в скорбном молчании лесами, над печальными болотами спешила на юг запоздалая журавлиная станица…

11

Все дни, пока братья Теленченко находились в тюрьме, Стась Шмуглевский ждал ареста. Утром, следуя с колонной на работу, он жался в середину толпы, боясь привлечь к себе внимание полицейских. Днем лопата валилась у него из рук, он не выполнял норму и уже дважды остался без продовольственных талонов… К собственным опасениям прибавлялась тревога за мать. Что будет с ней, если его арестуют? Сумеет ли она перенести утрату? Мария Федоровна замечала, как он мучается, и догадывалась, что покушение на бургомистра не обошлось без участия сына. Нередко, проснувшись будто от толчка, он видел мать сидящей у его постели. Хотелось сказать ей что-нибудь ободряющее, ласковое, но слова шли черствые, ненужные.

Несколько раз Стась встречался с Климовичем. Петр, как всегда, храбрился, острил, но было видно, что и у него настроение не лучше. Однажды Петр предложил:

– Может, возьмем, Стась, мешочек харчей и махнем в лес, пусть ищут? Оружие у нас есть, создадим свой отряд, а то забились в норы, как кроты, и выжидаем чего-то!

– Да брось ты, Петька, чушь нести! Как это мы можем уйти, а ребят тут одних оставить?.. Дернуло же мне тебя послушаться тогда. Подловили бы Трублина где-нибудь за поселком, а то…

– Ну, чего теперь об этом! – Петр обиделся. – Я ж не знал, что так получится…

Но ребят не трогали. Их не вызвали даже в управу узнать, где они находились в ту злосчастную ночь. А многих вызывали. На их счастье, Чепрак, видимо, не рассказал своим собутыльникам о встрече с Климовичем на улице – может быть, боялся осрамиться? Трублин все еще лежал в больнице. Его посетил штурмбаннфюрер Динг, спрашивал, были ли у него личные враги. Бургомистр не припомнил. Не считать же врагом бабку Кутеповну!

И наконец – последнее утро братьев Теленченко…

Стась тяжело переживал гибель друзей… Это он виноват в их смерти, он и больше никто! И надо же было спрятать пулемет в их доме! А гильза, найденная на балконе!.. Эх, Стась, Стась!.. Мучайся теперь, казнись, но ребят уже не вернешь…

Эти грустные мысли прервал приход Люси Букатик.

– Идем к нам, Стась. С тобой хотят поговорить.

– Кто?

– Один человек, ты его не знаешь. Он недавно появился в Осинторфе.

– Ну, пошли…

Поселок был погружен в мягкий полусумрак наступающего вечера. С окраины, из кустарника, надвигались густые мохнатые тени. Редко встретится прохожий, уткнув лицо в поднятый воротник. Где-то хлопнет калитка да чуть слышно тявкнет собака, которую, забавляясь, не успели убить полицаи. И снова тихо, как на кладбище. Ставни в окнах уже задвинуты. Двери заперты. Огни потушены.

Где-то близко на подворье замычала корова.

Люся вздрогнула от неожиданности.

– Откуда, Стась?

– У Трублина. У него лишь и осталась…

Имя предателя напомнило братьев Теленченко. Нет, никогда Стась не сможет забыть их! Кто знает, может, и ему уготована их участь, но сколько доведется прожить, будет помнить.

Люся глянула в его помрачневшее лицо, поняла.

– Не надо, Стасик!..

Он крепко сжал хрупкую кисть ее руки.

Послышались шаги, и из переулка вышел полицейский патруль. Люся схватила Стася под руку, прижалась к нему, склонила голову к его плечу. Они медленно пошли дальше, полуобнявшись, будто шли не по улице оккупированного поселка, а по аллее парка в мирный вечер.