Юрий Панов - Клад монахов. Книга 2. Хозяин Верхотурья

Клад монахов. Книга 2. Хозяин Верхотурья

1.

Конец июля 1902 года, г. Верхотурье.

– Эй, Хвекла! Зараза… – Миней Тимофеев поднял свою грязную кудлатую физиономию и ударил кулаком по столу: уже месяц прошел, как всем известный ямщик был в запое.

Вот и в этот раз как всегда, когда он уходил в запой, винил во всем свою жену Фёклу, которая, как считал бывалый ямщик, родила ему сына от конкурента по извозу Авдея, живущего от него через четыре дома по Ямской улице. Когда-то сам Миней увел у него Фёклу накануне свадьбы, да снасильничал, чтобы отрезать все пути к Авдею. Вот и женился, покрывая ее и свой грех.

Миней нахмурил свои мохнатые брови. – Да, видно не забыла свово полюбовничка, зараза! Не иначе как бегала к яму, пока я в дороге-то был…

А вслух крикунул. – Напаскудила?! Убью, блудливая баба! Чо, боисси? Боись… Боись… По мужикам шастать, дак, могёшь!? А ответ кто перед мужем держать будёт? Тебя нету?

В действительности Миней все еще никак не мог простить Авдею того, что тот переплюнул его в извозе, да не способен был укусить своего друга детства. Вот Фёкла и попалась под горячу руку!

Меж тем Фёкла, худая болезненная женщина лет сорока, пряталась за печкой: она хорошо по себе знала. – Миней в гневе страшен, сам не понимает, что делает! И уж лучше ему такому на глаза не попадаться…

В ужасе, облизав сухие губы с запекшейся от удара коркой крови, неожиданно поняла, что выхода-то у неё не осталось и вовсе! Выбраться из своего слабенького укрытия, не показавшись Минею, она не сможет. Слезинки одна за другой покатились по сморщенному лицу рано постаревшей женщины.

Тихо всхлипывая, роняла она на плоскую грудь горячие слезы и обреченно молилась, уже не ожидая помощи…

Почему-то из памяти явственно вспомнился тот самый первый день, когда она Минея увидела. Да, это был мужчина ее мечтаний – молодой преуспевающий Миней, рыжий, разодетый, в окружении молоденьких бабенок… А она, никем не целованная, с папенькой и маменькой торопилась в монастырь на моление…

Хоть и собирался заслать Авдей Минаев к ней сватов, да видно не судьба: как глянула Фёкла в глазищи Минеевы, так и охнула. – Пропала! Не молодой рыжий нахальный мужик смотрел на нее, то сама судьба глядела горящим взором… И всего-то лишь разок он на нее и зыркнул-то… А прожег насквозь!

Так разве она смогла бы супротивничать ему, когда позвал за амбар? А когда обнял – и вовсе руки – ноги отнялись! А уж когда все случилось – горло перехватило… Так стало страшно! А сколько слез-то было? Вот также как сейчас, молча… Хоть и шла замуж за милова, да только горько за мужем было! Видно чуяло сердечушко, какая жисть будеть…

Фёкла вздохнула. – Ох, любовь, любовь… Горе ты горькое! Минуток-то радости по пальцам пересчитать можно: Хоть и думать никогда не думала о другом, да мужик только и делаеть, что попрекаеть Авдеем! Будто сына от нелюбимова заимела… Вот те и любовь – любовушка, чумная головушка! Да только от ентой-то чумной любовушки у нее целых десять годков не было деточек… Вот и озверел, супостат! Никакой жисти не давал! А ревности-то скока было?! А слез?

Фёкла улыбнулась. – Бил… Дак, ить значить, любил! А уж я-то как ево, супостата, любила!

И от боли в губах скривилась ее улыбка…

Однако, вспомнился ей и тот день, когда бог, наконец, дал ей сыночка, Сысоечку! Крепенького, волосатого, с рыжим отливом… Как у ентова проклятова Авдейки! И чё Миней взревновал-то? Ить сам еще какой рыжий! И дите евонное – тоже рыжий! Сысоечка мой…

Да только люто заревновал с той поры Миней свою жену к Авдею Минаеву и бил нещадно, выпытывая из нее слова измены… Да что могла сказать ему ни в чем не повинная женщина? Что дитя его? Говорила, не раз говорила… Так эти слова на Минея и вовсе не производили никакого впечатления…

Запил Миней. Каждый день лютовал, избивая в кровь жену. Другая бы ушла давно вместе с ребенком, а эта только льет слезы да молчит! И никуда не уходит… Вот и бежал Миней от них, куда глаза глядят, пока не приходила трезвость.

Фёкла смахнула рукой слезы. Тока и отдыхала, коды укатит куды-нидь. – Эх, жисть-житуха! Кому-то ты со всею прелестью, да я видно рылом не вышла! Ко мне ты все больше задом, али боком… Ужо и волосьев-то сосем мало осталося: ить усе повыдерьгал, изверг проклятый! Топчеть, волосья рветь, измываетьси! Мол, блудница я… Варнак стал, ну чистай варнак! Господи, хоть ба ты мене куды прибрал от ентова полоумнова!