Рихард Рейн - Полевой центр Пламя. Каторга и ссылка

За водочкой языки у наших будущих друзей развязались. Мы с Лисиц перевели разговор на тему о стоявшем у нас до них отряде, расхваливая тех ребят, которые с нами жили дружно, оказалось, что они об этом ничего не знают – они попросили нас рассказать об этом подробно, что мы с удовольствием и сделали.

Словом, расстались мы с ними по-дружески. Постепенно мы расширяли круг знакомства с отрядом, пока не перезнакомились со всеми казаками. А там пошли беседы, прокламации с угощением и прочее… Казаки, насколько это было по тем временам возможно, стали «свои ребята», и нам нечего было бояться, что они нас выдадут.

События подвигались, и мы готовились к чему-то такому, что должно было потрясти весь мир. Мы все были полны воодушевления, силы и энергии; нам казалось, что, дойди дело до вооруженного восстания, пустяком будет захватить всю власть в свои руки: ведь рабочих, батраков так много, полиции горсточка, а солдаты что – ведь, они сыны народа… Все это усиливало воодушевление и энергию к работе – подпольной, рискованной и опасной.

Военно-прокурорский надзор, давая впоследствии заключение по делу нашего восстания, так описывал весь этот период:

«…С начала 1905 года в посаде Руен, расположенном на линии Перново-Ревельского подъездного пути и его окрестностях, стали появляться разбросанные прокламации революционного содержания, до местной полиции доходили сведения о происходивших неразрешенных собраниях, которыми руководили приезжие лица. Осенью того же года по Руену распространился тревожный слух о предстоящих беспорядках, вследствие чего, с разрешения лифляндского губернатора, составилась самооборона, в состав которой вошли наиболее интеллигентные и зажиточные элементы из числа жителей посада».

Вот эта-то самооборона и оказалась, как читатель увидит впоследствии, гибелью для «наиболее интеллигентных и зажиточных элементов» (читай местной буржуазии).

Как я уже сказал, мы готовились к вооруженному восстанию. Для этого нужно было оружие, кое-как мы наскребли среди своих товарищей для первого боевого отряда пару старых «бульдогов», наган, японскую винтовку с тремя патронами, одну шпагу и несколько охотничьих ружей. Надо было действовать, и уже к началу октября решено было обезоружить имение Гензельсгоф.

По имевшимся у нас сведениям, в этом имении было сконцентрировано оружие всех удирающих в Фатерланд баронов-помещиков, что для нас, —имея в виду, что многие из них были военные в отставке, – должно было составить целый клад. Операцию было решено произвести ночью, перерезав телефонные провода, ведущие в имение.

В условленное число и час наш отряд, человек в десять-двенадцать, собрался в ближайшем лесу, имея с собой «когти» (кажется, так называется инструмент для взбирания на столбы).

Нужно сказать, что половина из нас была не вооружена и должна была вооружиться уже в имении—из отобранного там оружия. Мы выслали в имение разведку из двух человек, которые должны были пробраться к тамошним горничным, и по старому знакомству, разузнав обо всем, сообщить остальным как обстоит дело, товарищи отправились, а для оставшихся в лесу наступили долгие минуты нетерпеливого ожидания.

Наконец, спустя час они явились со свистом, заявив, что мы опоздали и что баронская сволочь, еще за сутки до нашего появления, в полном вооружении удрала. Делать было нечего – пришлось пожалеть, что мы опоздали, и отправиться восвояси.

Наступили дни высочайшего манифеста от 17-го октября, и мы наполовину вылезли из подполья, организуя общие собрания с участием рабочей молодежи, а затем – и всех рабочих батраков и крестьян.

Необходимо здесь заметить, что первоначальные совместные собрания рабочих, батраков и крестьян носили массовый характер и вылились в единодушные протесты против правительства Николая и его агентов – помещиков и фабрикантов, в отказ перевозить войско и отдавать своих сыновей на службу царскому правительству, однако, когда дело доходило до земельных реформ, собрания разбивались на две части: на батраков и рабочих, с одной стороны, и на так называемых крестьян-серых баронов, имевших по сорок и больше десятин земли и по двадцать-тридцать голов крупного рогатого скота, с выездными лошадьми и прочее, с другой.

Сделав эту маленькую оговорку, считаю долгом остановиться на одном из таких массовых собраний, назначенном на второе ноября 1905 года, и привести несколько строк из заключения того же «военно-прокурорского надзора Петроградского военно-окружного суда» в лице помощника прокурора подполковника Павлова.