Но всё-таки Кшесинская ещё надеялась на то, что у брата она живёт временно, а в скором времени дом ей вернут. Однажды она решилась одна поехать в Таврический Дворец,чтобы хлопотать о нём. Ей хотелось освободить свой особняк от захватчиков, и лучше передать его какому-нибудь посольству, чем оставить им. В Таврическом Дворце с 1906 по 1917 годы проходили заседания Государственной Думы. Но уже с 28 февраля 1917-го там начал работу Петроградский Совет РСДРП (б) – партии большевиков.
Во Дворце она бегала по комнатам и огромным залам и искала лицо, от которого зависел этот вопрос. Её куда-то водили люди, находившиеся во Дворце. Кругом было грязно и накурено, на полу валялись какие-то бумаги и окурки. Балерину окружали ужасные напыщенные типы с деловым видом. В одном из кабинетов на высоком табурете, закинув нога на ногу, сидела соратница Ленина Александра Коллонтай с папиросой в зубах. На столе перед ней стояла чашка с чаем или кофе.
Наконец, человек, которого она искала, нашёлся. Он был приличного вида. Сказали, что это – меньшевик. Фамилия его была какой-то «белой»: не то Белявин, не то Беляевский. Он выслушал Кшесинскую, и тут же поехал с ней в её дом, чтобы помочь ей.
Когда Матильда Феликсовна вошла в свой дом, то её обуял ужас! Во что же его успели превратить за такое короткое время! Чудная мраморная лестница, которая вела к вестибюлю и была покрыта красным ковром, была завалена какими-то книгами, которые разбирали незнакомые женщины. Оказывается, в середине марта, в дом Кшесинской из Таврического дворца переехали Петроградский комитет РСДРП (б)и его Военная организация.И они только располагались в доме танцовщицы. Когда Матильда Феликсовна стала подниматься по своей лестнице, то эти женщины накинулись на неё, говоря, что она задевает их книги. Кшесинская не выдержала и возмущённо сказала:
– Между прочим, это мой собственный дом! И я могу здесь ходить так, как хочу!
Они удивлённо посмотрели на балерину. Человек из Таврического Дворца провёл Матильду Феликсовну в нижний кабинет и любезно предложил сесть в её любимое кресло, где она раньше часто сидела. Сопровождающий спросил у какого-то приличного солдата, почему они так задерживаются в этом особняке. Он, молча, показал на угловое окно, из которого был виден Троицкий мост и набережная. И дал понять, что для них это очень важно: удобное место для наблюдения за мостом и возможного его обстрела. Матильда Феликсовна поняла позже, что в её доме находились большевики, которые готовились к новому перевороту.
Её проводник предложил Кшесинской позвонить в тот дом, где сейчас жила, по телефону, и предупредить родственников, где она в данный момент находится. Она вызвала квартиру брата Юзефа и поговорила с сыном Вовой. Говорила уверенно, успокаивая сына, что вокруг неё хорошие люди, и что с ней ничего не случится.
Потом ей позволили подняться в её спальню. Здесь картина была ещё ужаснее: дорогой красивый ковёр, который Матильда заказывала в Париже, весь был залит чернилами! Всю мебель из спальни вынесли вниз. Остался один хороший шкаф, из которого вырвали с петлями дверь и вынули полки. Теперь там стояли ружья… Кшесинская поспешно вышла: слишком тяжело было ей смотреть на всё это варварство. Рядом, в уборной Матильды, была ванна-бассейн, которая теперь стояла, вся наполненная окурками!
Она стояла удручённая увиденным. И в это время к ней подошёл студент Агабабов, который первым занял её дом. И предложил обратно переехать в него, как ни в чём ни бывало: как будто теперь он был хозяином её дома! И жить вместе с ними. По доброте душевной он обещал уступить хозяйке две комнаты сына. «Боже! Какое нахальство! Верх нахальства!», – подумала Матильда и промолчала.
Не менее отвратительной была картина и в нижнем зале: рояль знаменитой берлинской фабрики Карла Бехштейна зачем-то втиснули в зимний сад между двумя колоннами. Этим они были сильно повреждены.
В доме ещё находились некоторые люди Кшесинской. К ней подошёл старший дворник. Он рассказал ей о судьбе её белого голубя:
– В тот день, когда Вы, Матильда Феликсовна, покинули дом, Ваш белый голубь выпорхнул в окно и больше не вернулся…
– Как? Ведь он прежде каждый день вылетал и сам вечером возвращался ночевать в зимний сад! Он же привык там жить…
Дворник пожал плечами, а Кшесинская подумала: «Наверное, какой-то инстинкт заставил его покинуть дом вместе со мной…»
«С тяжёлым сердцем вышла я снова из своего дома; с такой любовью построенный, вот во что он превратился…» – с горечью записала она в мемуарах.
Читать дальше