Владимир Мороз - Рваные души

– Старые точки восстановили?

– Не все. Хорошенько мы их повзрывали прошлый раз, – ответил Макарыч с нескрываемым удовольствием, – те, что восстановили, жиденькие совсем. Похоже, с лесом у них проблема. Еле-еле землей прикрыли, как карточные домики. Дунешь – развалятся.

«Вот только было бы чем дунуть», – подумал про себя Владимир, а вслух сказал:

– Ну давай на карте отметим. – Они присели на дно окопа и принялись наносить на карту новое расположение огневых точек немцев.

Александр вытащил свой бинокль с немецкой цейсовской оптикой, подаренный ему отцом по случаю окончания училища, и принялся рассматривать немецкие окопы и поле перед ними. Он уже и раньше видел кровавые поля битв, проезжая мимо них в штабном обозе, но здесь он вдруг заметил то, что прежде казалось нереально далеким, давно свершившимся. Он увидел остановившееся время. Как будто оно замерло над этим чернеющим впереди полем, сотни раз перепаханным вдоль и поперек не плугом крестьянина, а снарядами и минами, своими и чужими. Конечно, часы тикали, стрелки медленно и неторопливо совершали свой очередной круг, но само время здесь умерло, превратившись в тягучую кашу. Наверное, так и выглядит царство самого Аида, казалось, земля сейчас разверзнется и сам хозяин подземного царства выйдет проверить свои владения. Сам пейзаж мало напоминал земной, скорее всего так, по мнению астрономов, выглядела поверхность Луны или Марса. Замысловатость и нереальность всего увиденного дополняли непонятные серые в предрассветной темноте мешки, разбросанные по всему полю. Их было очень много, они лежали где поодиночке, а где и кучами, словно здесь снарядами уничтожили целый корпусной обоз, везущий продовольствие. «Странно, – подумал Александр, – откуда здесь столько мешков, а Владимир еще жалуется на перебои с продуктами, лентяй». И только он хотел задать этот вопрос Владимиру, как молнией в голове промелькнул ответ, от которого сразу бросило в жар и холодный липкий пот ожег спину. «Боже мой, это же трупы людей! – от этой мысли перехватило дыхание. – Так вот откуда этот приторный сладковатый запах, а он, дурак, принял его за запах талого снега, за запах близкого болота, за запах самой распутицы, наконец». Лоб покрылся испариной, ноги мгновенно стали ватными и совсем перестали слушаться. Он стоял и, потрясенный, смотрел на эту прогалину смерти. Скоро рассвет, и видение смерти приобретет новые мрачные краски, незаметные пока в прощальном дыхании ночи, сумерки пока приукрашивают ее, сглаживая своей серостью. Наступит новый день, и после очередного боя пейзаж изменится, словно Луна повернется другим боком. На этом истерзанном клочке земли вырастут новые фантастические кратеры, очередной слой недавно убитых солдат покроет благодарную почву. Тех солдат, которые еще спят в землянках, видят сны и не знают своей участи, которая уже приготовлена им свыше. И пойдут к вечеру гулять по стране новые письма, вестники бескрайнего горя, разрушенных надежд, несбывшихся желаний. И только от одного вида этого клочка казенной бумаги дети становятся сиротами, жены вдовами, матери седеют на глазах, а отцы стареют на десятки лет. Точно такие же письма, только на другом языке, полетят в другую сторону, и точно такую же реакцию они вызовут в чужой для нас стране. И за всем этим с небесной высоты наблюдает сам Бог, уже не зная, как можно образумить своих детей, потерявших человеческое обличье ради бесконечных братоубийственных войн. Что еще нужно сделать, что такое наслать на весь род людской, чтобы наконец-то человечество стало еще больше стремиться к благоразумию, добру и взаимной любви. Ведь именно это он хотел вложить в людей, создавая их.

Внезапно Александр почувствовал, что кто-то трясет его за рукав. Еще ничего не понимающими стеклянными глазами он взглянул на Владимира. Тот, пригнувшись, стоял рядом:

– Что стоишь, как чурка на дровяном складе, ну-ка пригнись, получишь сейчас пулю в лоб, я ж тебе ее хлебным мякишем не залеплю, а меня потом в полк затаскают из-за тебя. А оно мне надо? Кому говорил, снайпер здесь ползает.

– Уже не ползает, ваше благородие, – добродушно сказал Макарыч, мягко улыбаясь себе в усы.

– Да ладно?! – На лице Владимира было столько удивления, что Макарыч не сдержался и рассмеялся.

– Так что же ты молчишь, чертяка ты этакий? – лицо Владимира расплылось в улыбке. – Я тут как беременная черепаха ползаю, голову выше бруствера поднять боюсь, а ты молчишь? Сам подстрелил? Давай рассказывай скорее!