Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары M. L. C. D. R.

Враги подступили к небольшому городку близ Хомбурга {312} , и господин де Пиллуа, получивший приказ оборонять его и собравший всю свою кавалерию, по численности, впрочем, не превышавшую двух с половиной тысяч человек, был немало удручен, ибо узнал из донесения, что на помощь осаждавшим подошли по меньшей мере семь или восемь тысяч человек подкрепления. Он созвал военный совет, где каждый заявил, что сражаться при таком перевесе в пользу неприятеля — значит наверняка обречь свои войска на гибель, и когда я увидел, каким подавленным он вышел, то постарался его успокоить. Я слышал, что в иных случаях хитрость оказывается действенней силы. Решив к ней и прибегнуть, я основательно поразмыслил и придумал ход, обеспечивший нам в дальнейшем такую удачу, на которую и надеяться было нельзя. Он заключался в том, чтобы с нарочным отправить губернатору осажденного города письмо следующего содержания: по счастью, господин де Пиллуа собрал на смотр около десяти тысяч человек и завтра в два часа пополудни придет на помощь; так как он хочет увидеть, как разобьют врага, нужно лишь продержаться до этого времени. С письмом все было просто, но надо было не доставить его губернатору, а сделать так, чтобы оно попало в руки офицеру, руководившему неприятельской осадой, и чтобы гонец, отправленный с этим поручением, ничего не знал о моем плане. Поэтому, хорошо все продумав, я предложил господину де Пиллуа послать за самым зажиточным человеком в округе и сказать ему, что, если он не доставит депешу губернатору, то его дом сожгут, а его самого по возвращении повесят. Господин де Пиллуа доверял мне и исполнил все, о чем я его просил, — а когда этот человек явился, он напрасно отговаривался, ссылаясь на трудности, неизбежные при проходе через неприятельские позиции. Господин де Пиллуа сказал лишь, что нужно выполнить приказ или умереть — и тот, не имея выбора, ушел готовиться к своей миссии. Хозяину же дома, где я остановился, душой французу, мне пришлось пообещать весьма щедрую награду, если он опередит гонца и, дождавшись того на дороге, убедит его, что им по пути. Когда они встретились и разговорились между собой, тот, кто нес письмо, в отчаянии поведал, что угодил в ловушку: ему наверняка суждено погибнуть — попадись он врагам, как, скорее всего, и случится, его примут за шпиона и вздернут, а с другой стороны, если ему не удастся выполнить поручение, то по приказу господина де Пиллуа не только разорят и сожгут его дом, но даже жену и детей обрекут участи, которой он сам страшится; ему нечего скрывать и не на что надеяться — коль скоро у него нет выбора и речь либо о собственном спасении, либо о спасении близких людей, остается уповать лишь на милость Божью.

Мой хозяин притворился, будто сочувствует ему, а чтобы тот проникся к нему еще большим доверием, обвинил господина де Пиллуа в жестокости. Затем, после слов, долженствовавших свидетельствовать о сердечном участии, он сказал, что если бы оказался на его месте, то пошел бы к офицеру, командующему осадой, и признался ему, что взялся доставить письмо лишь по принуждению — позволит тот идти дальше или не позволит, но в любом случае жизнь посланника, его жены и детей будет спасена: господин де Пиллуа подумает, что он был схвачен, выполняя его приказ, и ничего не скажет, а враги не причинят посланнику зла, так как он сдался сам. Наш нарочный нашел этот совет превосходным и, горячо поблагодарив за него, решил ему последовать. Мой хозяин, убедившись, что хитрость удалась, расстался с ним, притворившись, будто их дороги расходятся, сам же, повернув назад, отправился к господину де Пиллуа, двигавшемуся следом во главе своих двух с половиной тысяч всадников, и передал, как ему удалось обмануть того человека. Нам оставалось только ждать, что неприятель примет написанное в письме за правду, тем более что мы предупредили нашего нарочного, что будто бы для снятия осады ждем большое подкрепление. И действительно, противник поддался на уловку и, едва письмо было распечатано и прочтено, решил отступить.

Мы узнали эту новость, находясь в трех лье от вражеских позиций, и господин де Пиллуа, которому уже не было нужды ехать дальше, повернул обратно в свой лагерь, где спустя некоторое время получил послание двора, благодарившего за этот замечательный успех. Многие знали, что мне в этом деле принадлежит заслуга, по меньшей мере равная, но, поскольку он был командиром и, по должности, отвечал и за победы и за неудачи, было бы несправедливо, если бы он не воспользовался преимуществом своего положения. Тем не менее, к его чести, должен сказать, что он был превосходным кавалеристом, и в войсках мало было таких, кто разбирался в кавалерийских делах лучше него. Он доказал это некоторое время спустя, в бою при Энсхейме {313} : предвидя, что враг все равно опередит его, он не подчинился приказу господина де Вобрена, настаивавшего на немедленной атаке, а предпочел подождать и вступить в битву позднее. Не скажу, что, имея за плечами долголетний опыт службы, он поступил правильно — ему следовало понимать, что он обязан выполнять приказы своего начальника. И хотя так он доказал, что знает военное ремесло лучше господина де Вобрена, но все же не избежал наказания за неповиновение — его уволили со службы, хотя и дали впоследствии пенсию в тысячу экю, дабы такой честный служака не мог сказать, что на закате дней остался без средств к существованию.