Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары M. L. C. D. R.

С такими помыслами Мазарини и отошел в мир иной, до последнего вздоха оставшись истым итальянцем. Незадолго до смерти он обнимался с господином Фуке, словно с лучшим своим другом, вспоминая, как во время гражданских войн тот оказал ему множество услуг, но особенно — о пятидесяти тысячах экю, которые во время изгнания кардинала он послал ему в Льеж и которые Мазарини смог вернуть лишь спустя много лет. Он обходился так со всеми, кого задумал обмануть, и не считал нужным изменять себе даже на краю могилы, так что Короля тронули его слова. Этот государь, рожденный для грандиозных дел, каковые ему суждено было свершить, хорошо умел хранить тайны (а это — суть одно из главнейших качеств, свойственных великим людям) и решил посоветоваться насчет Фуке лишь с господином Ле Телье, чья не раз проверенная преданность не вызывала у него сомнений, и с Кольбером — его кардинал, умирая, рекомендовал как человека, наиболее способного управлять финансами. Вместе они решили следовать плану, оставленному кардиналом, то есть ничего не предпринимать, пока Фуке не будет лишен поста генерального прокурора.

Если уж речь зашла о Кольбере, самом могущественном нашем министре за несколько столетий, расскажу о том, что произошло у меня с ним за несколько лет до этого и чего в то время стоила его порядочность. Моя сестра, чтобы обеспечить большой процесс, касавшийся рождения ее сына, — об этом процессе я уже рассказывал, — пользовалась благодаря мужу рентой от городской ратуши — контракт на нее был в руках отца Кольбера, который, всякому известно, был плательщиком рент. Ее муж ничего об этих деньгах не знал — лишь после его кончины сестра, разбирая бумаги, наткнулась на маленькую записку, гласившую, что существует рента в размере пятьсот ливров от города, а контракт находится у господина Кольбера. Я отправился к этому человеку, министру, который был старшим сыном, — ведь прежде документы хранились у его отца, — и спросил об этих деньгах. Кольбер пожелал взглянуть на пресловутую записку, и, когда я, смущенный, имел глупость ее показать, он заметил, что на ней отсутствует дата, подтверждающая ее содержание, заявил, будто никогда не слыхивал ни о какой ренте, но все же готов оказать содействие и предложил мне прийти через неделю. По окончании названного срока — в течение которого, пока рента должным образом не оформлена, моя сестра в ожидании новостей не позволяла расходовать деньги, — я вернулся за ответом. Но он сказал, что еще не нашел никаких подтверждений, и таким образом морочил мне голову месяца два. Те, к кому сестра обращалась за содействием, говорили то же самое, что и он, и я уже уверился было, что на записку не стоит возлагать надежд, когда ко мне явился некий человек с предложением: если моя сестра уступит половину суммы контракта, то документы отыщутся. Я ответил, что не могу решить сразу, ибо не знаю, как отнесется к этому предложению сестра, и попросил его прийти завтра в тот же час за точным ответом. Сделка выглядела весьма невыгодной, и, не желая гадать, Кольбер стоит за нею или кто-то из советчиков моей сестры, я решил проследить за этим человеком. Это мне удалось: мой слуга, посланный вдогонку, передал, что он вошел в дом господина Кольбера. Хотя это было и самонадеянно, я счел, что ничего не потеряю, если сам отправлюсь к Кольберу и поговорю начистоту. Меня терзала ярость — и вот, придя якобы узнать, не отыскался ли наш контракт, и услышав, что нет, я воскликнул:

— Это подлость — таить у себя чужое добро и пытаться его отобрать! Не притворяйтесь: нам известно, что именно вы сделали это унизительное предложение — за вашим посланцем следили, он вошел сюда, и иных доказательств мне не нужно!

Господин Кольбер, очень удивленный моей решительностью, побледнел, но вскоре овладел собой — то ли по привычке к злодеяниям, то ли из-за уверенности, что я как дворянин не способен нанести обиду человеку его профессии.

— Действительно, вы правы, — промолвил он. — Контракт у меня, но я отнюдь не намерен его отбирать, как вы считаете. Просто отец вашего зятя должен моему отцу значительную сумму — в реестре я отыскал соответствующую запись, — и рента служит обеспечением залога.

Я потребовал предъявить мне долговые обязательства, о которых он упомянул, чтобы справиться о них в реестре, но он отказал, заявив, что не намерен посвящать меня в свои семейные дела, и добавил лишь, что он честный человек и я должен верить ему на слово.

Кроме этого объяснения, я ничего не смог добиться, и когда мы с сестрой советовались с адвокатами в Совете, те сказали, что следовало бы запросить записи в архивах, поднять копии документов, а потом все же заставить Кольбера поклясться в существовании долга. Мы уполномочили их действовать от нашего имени и, в ожидании рассмотрения дела, поручили перерыть все реестры ратуши. Но отец и сын были столь «чистосердечными», что испортили тот реестр, который был нам нужен: наша рента прошла под столькими именами, что ни его имя, ни наше там не появлялось. Единственное, на что оставалось надеяться, это присяга Кольбера, но друзья справедливо возразили нам, что тому, кто способен на мошенничество, и поклясться ничего не стоит, так что лучше всего завершить тяжбу полюбовным соглашением. Он согласился дать расписки за все старые долги, сделанные под вымышленными именами, сестра уступила ему еще ренту за текущий год и только тогда смогла вернуть свой контракт.