Тогда я жил в пригороде Сен-Жермен и проводил время, поутру нанося визиты к друзьям, а после обеда предаваясь игре. Я знал, что это развлечение опасное, но, давно уже утратив интерес к женскому обществу, должен был чем-то себя занимать. Один знакомый повел меня в известный игорный дом, расположенный неподалеку, в маленьком отеле Креки {402} , — никому не следовало бы посещать такое местечко, особенно же молодым людям, не имеющим довольно мудрости, чтобы превозмогать удары судьбы. Кроме того, это был настоящий притон подонков — удивляюсь, что полиция, обеспечившая такой порядок в Париже, не озаботилась необходимостью прикрыть его. Не менее странно, что герцог де Креки, под чьим именем процветало сие милое заведение, пренебрегал множеством жалоб, но ведь ему нужно же платить жалованье офицерам гвардии, которые получают таким образом вознаграждение, — и он, у кого добра выше головы, да еще и отец единственной дочери, будущей наследницы, оказывается, с позволения сказать, столь низок, что предпочитает быть виновником преступлений против множества юных посетителей своего вертепа, нежели поступиться хотя бы мелочью. Он получает от этого лишь на жалованье двум офицерам, причем охотно воспользовался бы услугами лишь одного из них, если бы не рассудил, что такой слуга не будет ему к чести. Тот прежде был полицейским, сопровождал приговоренных к месту казни да и сам бы мог оказаться на их месте, если бы рассудили по справедливости. Что же до его товарища, то я не могу сказать о нем ничего дурного — разве что упомянуть о его неблагородном происхождении, — я никогда не слышал, чтобы его уличили в плутовстве, и ему, человеку маленькому, было простительно зарабатывать деньги как заблагорассудится его хозяину.
Под управлением этих двух господ и находился игорный дом; в первый же раз явившись туда, я увидел там такие висельные рожи, что с испугом подумал, будто очутился не в городе, а на большой дороге. Мой знакомый, поняв мои мысли, стал говорить, что в заведении больше не воруют, — воров несколько дней назад схватили, и показательный приговор, вынесенный им, отвратил остальных их собратьев по ремеслу от желания там появляться. Действительно, двое из этой компании, промышлявшие по ночам, были колесованы на Гревской площади — и хотя один был графом де Ла Саллем, а другой шевалье Депью, ни графский титул, ни рыцарское достоинство их не спасли. Это все не слишком меня успокоило, как и внешний вид смотрителей господина де Креки при входе, вооруженных словно разбойники. С содроганием я вошел туда, где глазам моим открылась сцена игры, и знакомый представил меня ночным распорядителям как человека, при случае готового присоединиться к участникам действа, с чем меня и поздравили. Мне и впрямь тут совсем не нравилось — я намеревался тотчас уйти, но вдруг за угловым столом в зале заметил графа де Рувре, бургундского дворянина, игравшего с кем-то, кто был мне незнаком. Граф был человеком достойным и честным, и я решил подсесть к нему, но, так как не нашел рядом с ним свободного стула, пришлось занять место рядом с его партнером. Шла партия в пикет {403} . Играть здесь можно было во что угодно, но распорядители особенно жаловали ландскнехт {404} , за который получали больше вознаграждения. Тем не менее, граф де Рувре, повторюсь, играл в пикет — партнера его вряд ли можно было назвать великим знатоком этой игры; если б речь шла о честной партии, у него бы не было никаких преимуществ, но что касается запрещенных приемов, тут, убежден, ему не было равных, и когда я собственными глазами увидел, какие штуки он проделывал, то перестал ему доверять. Думаю, что, когда я сел рядом, это ему не понравилось и он некоторое время не отваживался на свои фокусы, однако фортуна благоприятствовала его визави, прохвост потерял немало денег и, видя, что может лишиться и остальных, перестал обращать на меня внимание — лишь бы отыграться. Он просадил две партии подряд: из двадцати четырех пистолей, которые, кажется, он имел, у него осталось только девять — остальные четырнадцать достались графу де Рувре. При сносе граф де Рувре получил поэн {405} , стоивший лишь пять очков, и партия уже не могла завершиться для него выгодно, зато сулила преимущество сопернику: у того оказалось три дамы, одну из которых он снес, но, увидев, что проигрывает, ибо граф де Рувре прикупил, не стал с ними объявляться. Я подумал, что он ошибся по недосмотру, и уже открыл рот, чтобы сказать об этом, но, поскольку внимательно наблюдал за происходящим, решил-таки дождаться, чем окончится талья. Этот шулер был в сговоре с другим, следившим за игрой подобно мне, и, сделав вид, будто перебирает снесенные им карты, нарочно уронил их на пол; тогда сообщник, якобы из опасения, что снос увидит граф де Рувре, кинулся их подбирать и искусно заменил неподходящую карту на нужную — я очень удивился, когда увидел ее в игре. Одного из этих достойных господ звали Герар, другого — шевалье де Линьерак {406} ; оба прославились своим плутовством, которое, впрочем, не приносило им большого богатства: первый, некогда имевший достаток, промотал его уже к тридцати пяти годам, а второй, обманув великое множество людей, так и скрывался поневоле время от времени в каком-нибудь приличном доме, чтобы избежать тюрьмы.
Читать дальше