Влад Ревзин - Сумерки берлинских идолов

– Проститутки, – вон там, секция Е. Это относится к Отделу нравов, – сказала она, выслушав периодически зевающего детектива.– Если, само собой, твоя Мими не впутана в расследование более тяжкого преступления. Что касается наци, здесь сложнее. На карточке может быть пометка, – член НСДАП, участник СА, Рот Фронт, или Союз красных фронтовиков, а находиться карточка может в любой группе, – от гомосексуалистов до убийц. Начните с самых поздних.

Клюг клевал носом, тер глаза, но никакой рыжей Мими не нашел.

Ненамного лучше обстояли дела с убитым на Бюркнерштрассе штурмовиком. К времени закрытия архива на листке бумаги осталось только две записи, подходящие к убитому:

Йозеф Крамер, унтершарфюрер СА, 31 год, драка в пивной, нанесение ножевого ранения.

Ганс Гессе, обертруппфюрер СА, 33 года, разгром еврейской лавки хозяйственной утвари, оказание сопротивления полицейскому патрулю.

Оба освобождены через 48 часов.

– Госпожа Кралевски, мне нужен адрес человека по фамилии Циммерман. Отто Циммерман…

Колеса вагона завизжали на повороте, Уве Клюг взрогнул. Заснул. Он пришел в себя и осмотрелся.

Трамвай двигался по Карлифер. Он взялся за газету, преодолевая плохое настроение человека, чьи руки и ноги затекли в одежде, пока он кулем полулежал на сиденье.

Люди входили и выходили, непрерывный слитный гул голосов напоминал прибой. Уве на секунду оторвался от заметки о очередном кругосветном полете дирижабля «Граф Цепеллин», чтобы увидеть между животами и спинами пассажиров массивное здание Рейхстага, видное издали, – с той стороны реки.

Потом трамвай пересек Шпрее, и Уве опять задремал. Проснулся он у Краухштрассе, еще более недовольный собой и уличной неразберихой. Трамвай стоял, улицу заполняли машины, повозки и автобусы. По тротуарам сплошным потоком шли люди.

Он похлопал себя по карманам. Сильно хотелось курить. Чтобы унять желание, он достал сигарету и сжал ее в губах. Сидел и смотрел на улицу.

Рядом с бортом вагона, под окном, остановился модный автомобиль со светлым верхом. Кофе с молоком, блестящий бампер, верх откидывается. Клюг удивился. Форд 18, новинка американского рынка! Произведен не более полугода назад, и уже в Берлине? Это что за гусь за рулем?

Светловолосый здоровяк с квадратными плечами будто почувствовал на себе взгляд, и поднял голову.

Их глаза встретились, и Клюг слегка кивнул. Он сам не понял, для чего это сделал. То ли одобрил машину, то ли решил вдруг приветствовать незнакомца. Длинная вереница транспорта сдвинулась, и американская машина вскоре пропала в берлинском море.

Наконец утомительный путь завершился.

Старший инспектор вышел у большой каменной арки. Большая нелепая конструкция, возведенная по давно забытому поводу, повидала многое, – возвращение израненых фронтовиков с Восточного фронта, голод и инфляцию, спекулянтов, мешочников, митинги и демонстрации… Сейчас серые грязноватые камни пестрили серпами и молотами, нацистскими свастиками, воззваниями и призывами к стачке, уличным протестам, изодранными в клочья объявлениями, – где предлагалось все, – на аукционах, из рук в руки, из под прилавка, в подворотнях и парадных.

Часы на фронтоне вокзала показывали 18.35, в обеих шестиугольных башенках стекла отражали мутное небо, – с узкой багровой прожилкой, оставленной спрятавшимся за невысокие пакгаузы солнцем.

У трех высоких арок центрального входа клубился народ.

Уве Клюг остановился в отдалении, напротив. Закурил сигарету, и осмотрел, через замощенную булыжником привокзальную площадь, толпу у входа.

Он усмехнулся, – в этой толпе можно было найти всех представителей германского общества. От чопорного господина в теплом пальто с лисьим бортником и цилиндре, да еще и при трости с серебряным набалдашником, до деревенского жителя в подбитом ватой бесформенной куртке, с мешком на плече.

Через время наметанный взгляд обнаружил двух «курочек».

Он отбросил окурок и пересек площадь. Пока он это делал, парочка проституток, равнодушно поглядывала по сторонам. Одна, у которой из под тонкого платка выбивались крашеные светлые волосы, оделась в приталенное пальто с поясом, – недорогое, но с претензией на последний французский шик. Другая казалась проще. Дождевик, похожий на мужской, вульгарная шляпка с ярким пояском.

У обеих во рту дымились сигареты.

Уве подошел вплотную, не без усилия, так как пассажиры огибали женщин плотным потоком.