В Новый Бор поезда не шли, навигация закончилась. От унылого городка Печора в Новый Бор вел накатанный зимняк. От Сыктывкара до почти полярного круга была всего ночь пути. Поезд тащился среди вековых лесов, в заплеванном вагоне пахло пивом и потом, в отсеке у туалета звенела гитара.
– Геологи, – ухмыльнулся Исаак, – меня тоже с бородой принимают за геолога, – на институтских посиделках он быстро обучился играть на гитаре. Исаак подбирал мелодии на слух. В Малаховке ему намекали, что он может вести службу даже в хоральной синагоге.
– Из меня бы вышел хороший кантор, – хмыкнул юноша, – но на Горку с моей анкетой не пробиться, – он вспомнил ученого-геолога, заглянувшего на очередной институтский сабантуй.
– Он кандидат наук, – Исаак задумался, – и он тоже играет на гитаре и поет. И он еврей… – Александр Моисеевич, как звали гостя, звал Исаака переехать в Ленинград.
– Тебе надо учиться дальше, – сказал геолог, – у тебя отличные способности, ты можешь поступить в консерваторию, – юноша буркнул:
– Мне надо зарабатывать деньги, у нас большая семья, – геолог согласился:
– Надо. Я занимаюсь океанографией, в нашей лаборатории платят больше, чем здесь. Мы участвуем в экспедициях по мировому океану… – Исаак не сомневался, что ОВИР не отпустит его ни в какие экспедиции.
– Не дальше поселка Новый Бор, – кисло подумал он, – у печорского вокзала мне вовремя подвернулся грузовик, – триста километров, отделяющих Печору от Нового Бора, они проделали за четыре часа.
– Тороплюсь к зазнобе, – подмигнул парень за рулем, – у нее день рождения, надо прибыть с подарком, – шофер посмотрел на часы, – если по дороге домой я не, – он прибавил крепкое словцо, – в канаву, то окажусь у нее на пороге в восемь вечера…
Исаак угостил парня домашним курником. Мать сама резала птицу, однако, оказываясь в Заречном, Исаак забирал у нее нож. Перед отъездом он снабдил мать пятком тушек.
– Мы все заморозим, – пообещала Фаина Яковлевна, – хорошо, что осень такая холодная, – из Печор они выехали, когда термометр на ветровом стекле грузовика показывал минус пять градусов.
– И приехали в минус пятнадцать, – Исаак взглянул на часы, – скорей бы они оборачивались, мне надо найти койку для ночлега, – водитель уверил его, что Новый Бор работает на колонию.
– В сталинские времена там было подсобное хозяйство Печорлага, – парень помрачнел, – где трудилась моя мать. Я пятидесятого года, – он пыхнул дымом, – я те времена не помню и отца своего не знаю. Мамаша покойница и сама его не знала… – газанув на обледенелой дороге, он угрюмо замолчал.
Парень, проверявший передачу, лениво пролистал его паспорт. В анкете Исаак указал, что он двоюродный брат заключенного.
– У вас разные фамилии, – заметил вохровец, – в следующий раз привезите метрику, – Исаак только кивнул:
– Павел расскажет, где взять бланк, – вздохнул он, – придется тратить деньги, но что делать… – лампочка над дверью замигала. Исаак справился с волнением.
– Он услышит, что с Аней и Надей все в порядке, – он взял кошелки, – что все, кроме Сары и Марты, спаслись из СССР… – скрежетнула железная дверь, вохровец позвал:
– Товарищ Бергер, пройдите в комнату для свиданий.
Вареная сгущенка легла карамельными завитками на ломоть медового пирога.
– Его не отобрали, – Исаак выжал последние капли из пакета, – а на мамины пирожки с ягодами позарились, – Павел неразборчиво сказал:
– Очень вкусно, – он прожевал кусок, – только вам нельзя сгущенку… – Исаак поднял бровь.
– Мы с Ривкой варили ее в банке, – парень ухмыльнулся, – а потом перелили в пакет. Без младших, иначе они стали бы клянчить, – в комнате для свиданий поставили уродливый алюминиевый чайник.
– Даже электрический, – Исаак повертел разлохмаченный черно-белый провод, – хорошо, что я никуда не езжу без кофе. Я взял и кипятильник, но у вас самая современная техника… – смешливо фыркнув, Павел вытянул длинные ноги в разбитых лагерных ботинках.
– Парни говорили, что в семейных комнатах даже стоят холодильники, – кивнул он, – а с кофе ты хорошо придумал… – у них оставалось немногим менее часа.
– Семейные свидания длятся три дня, – вспомнил Павел, – но у меня нет близких родственников, – он отогнал мысли о заочницах, как их называли на зоне.
– Я любил Лауру, – вздохнул Павел, – но я не имею права обременять ее моими чувствами, а что касается других девушек, то Лазарь Абрамович сказал бы, что нельзя ставить преграды перед слепым, – он распорядился:
Читать дальше