Босые ноги Анны тонули в теплом белом песке, над головой девочки бился яркий бумажный змей.
– Он летит, папа, – ахала Анна, – смотри, он полетит далеко-далеко… – она вздохнула:
– И я надеялась поехать далеко, но оказалась в товарном вагоне, – она помнила и молчаливого железнодорожника, вынесшего ее ночью с запасных путей в большом чемодане. Вдалеке лаяли собаки, Анна скорчилась внутри, прижимая к себе маленький саквояж, привезенный ей из Парижа отцом.
– Я взяла куклу, – вспомнила она, – мне было одиннадцать лет, но я еще играла с куклами, – Анна подарила куклу одной из девочек в бараке.
– Ее звали Минна, она была из Варшавы, – Анна все плакала, – она учила меня польскому языку, а я ее французскому, – Минна обещала беречь игрушку.
– Но ничего не осталось и Минна тоже погибла, – Анна нашла сведения о подруге в картотеке Яд-ва-Шема.
– Все умерли, – ей стало горько, – от моей семьи никого не осталось, кроме меня. Но Господь не позволит Лиоре умереть, – отец Виллем ласково смотрел на нее, на плече священника сидел белый голубь.
– В Аушвице он тоже кормил птиц, – вспомнила Анна, – пан Вольский, дядя Авраам, принес бросовые доски и молоток и отец Виллем с мальчишками сколотил кормушку, – пан Вольский снабжал их кормовым овсом, ворованным с лагерной конюшни.
– И сейчас прилетели птицы, – она бросила взгляд за окно, – море недалеко отсюда, – белые чайки резали расплавленную бронзу заката.
– Все будет хорошо, – услышала Анна тихий голос, – ты устала и переволновалась. Поспи, – Гольдберг коснулся ее плеча, – я принес складную койку, – он ловко водрузил кровать в углу… – в свете заходящего солнца его лицо показалось Анне неожданно молодым.
– Словно в сорок пятом году, – поняла женщина, – дяде Эмилю тогда было едва за тридцать, – все девчонки отряда были втайне влюблены в Монаха.
– И я тоже, – женщина поднялась, – но потом я встретила Жака… – она неловко помяла платок.
– Вы устали, – Гольдберг присел на ее место, – вы оперировали, – он поправил очки.
– Я был на подхвате, – Эмиль не собирался говорить Анне, что Лиору два раза выводили из клинической смерти, – и накладывал швы… – не желая ее смущать, он не оборачивался.
– Но я хочу обернуться, – Гольдберг обругал себя, – о чем я думаю… – зашуршало одеяло, он все-таки посмотрел в угол. Анна свернулась в клубочек.
– Девчонкой в отряде она тоже так спала, – вспомнил Гольдберг, – пусть отдыхает, ей понадобятся все силы… – размеренно гудела дышащая за Лиору машина, он взял маленькую руку.
– Мы тебя вытянем, – пообещал Гольдберг девочке, – ты выздоровеешь, милая… – перемигивались зеленые огоньки приборов, чайки за окном тонули в сгущающихся сумерках.
Над мраморными столами витал аромат шоколада. Звенела старинная медная касса. Девушки в форменных платьях перевязывали золотыми лентами серые коробки. Тисненые буквы светились бронзой: «Neuhaus. Бельгия. 1857». Каблуки женщин стучали по галерее Святого Губерта, по стеклянной крыше пассажа текли струи дождя. Анна стояла напротив магазина.
– Все изменилось, – поняла она, – новые хозяева сделали перепланировку, – в последний раз она заходила в пассаж осенью тридцать девятого года.
– Папа устроил праздник в честь моего дня рождения, – Анна упорно рассматривала конфеты на витрине, – мне исполнилось одиннадцать лет… – трехярусный торт, залитый шоколадной глазурью, украшали одиннадцать свечей.
– Я задула все с первого раза, – женщина сглотнула, – папа пригласил фокусника и музыкантов, пришли мои подруги – в честь дня рождения Анны посетители пассажа получили бесплатные сладости.
– На востоке началась война, – она не могла переступить порог магазина, – но мы смеялись, а в пассаже летали воздушные шарики…
Она не знала, зачем приехала в Брюссель. Поезд из университетского Лувена добирался до столицы всего за полчаса. Устроившись на скамье у окна, Анна разглядывала залитые дождем пожухшие поля. Острые шпили церквей тонули во влажной дымке.
– Джеки меня не понимает, – она каждый день разговаривала со старшей дочерью, – она родилась в Израиле, но мадам Симона догадалась о моих чувствах, – Джеки и свекровь звонили ей из канцелярии кибуца. Старшая дочь приносила к телефону и внуков.
– Поздоровайтесь с бабушкой, – Шауль и Гидеон лепетали, – передайте тете Лиоре, чтобы она выздоравливала, – хирурги говорили с Анной осторожно, однако ведущие врачи не скрывали своего, как сказал доктор Старзл, оправданного оптимизма.
Читать дальше