Пётр Бильдер - Старый двор на Фонтанной

Дора заплакала, как будто предвидела, что жить в прошлом состоянии ей уже не удастся никогда.

На следующий вечер, Жорж сообщил Бобкову, что бывший кабинет будет передан ему во временное пользование, как комната Жоржа.

– Эта комната моя. В домовой книге за тобой одна комната. У Штейнов, две и у меня две. Я согласен временно передать её тебе, но ты будешь мне платить за аренду комнаты, как снятую внаём. Или принеси новый ордер на две комнаты, но получить ты его не сможешь, вас в семье всего двое, – сказал Жорж Бобкову и смотрел на него, ожидая ответа.

Бобков знал, что получить ордер на новое подселение у него не получится. Платить за новую площадь ему не хотелось. Это неразрешимое противоречие бесило его и делало Жоржа для него лютым врагом, стоящим у него на пути.

– Я буду платить тебе за комнату, пока не появится ребенок, – решил проблему Бобков.

– Плодитесь и размножайтесь, – согласился Жорж и они ударили по рукам.

Довольный Бобков вернулся домой и сообщил о новости Дуньке. Она долго обдумывала эту новость

– Так откуда мы детей возьмем, – не поняла она. Ты на работе, я вся в хлопотах по дому.

– Так вот сейчас и займемся, – пообещал ей Бобков и понял, что ему предстоит нелегкая жизнь и работа по увеличению количества членов семьи.

Настроен он был решительно, но понимал, что результата ждать придется долго и это его обескуражило вконец.

Он обреченно уткнулся в горячее плечо Дуньки и от огорчения заснул…

Дора простилась с Яковом, казалось, только вчера, а пошел уже пятый год его отсутствия.

От Якова за все это время было два письма. Одно о том, что он в большом городе устроился на работу по специальности и снимает комнату у коллег.

Второе письмо было о том, что он сменил город, работу, жилье и живет в глухой провинции очень далеко, а письмо это отвезут и бросят в почтовый ящик по дороге, где придется.

На конвертах были штемпели каких-то незнакомых пунктов отправления и яснее не становилось. Она понимала, что письма говорят о жизни Якова не все. Главное она не чувствовала его настроение и не знала о чем он думает и реально хочет.

Все это не давало Доре надежды на скорую встречу. Наоборот она понимала, что Яков тонет в неведении и не знает, когда и как он сможет вернуться. Живя здесь, она только видела, что ему не стоит возвращаться. Она хорошо запомнила, как к ним приезжали на машине люди с бумагой на ликвидацию кабинета и на арест Якова. Кабинет опечатали. Оборудование конфисковали и изъяли. Комната стояла пустой, пока пронырливый Бобков не соединил её со своей квартирой и непонятно какими путями снял с неё арест.

Теперь она и Борис жили в одной комнате, где хорошо слышала по ночам, как Бобковы работали над увеличением числа членов семьи. В дуняшкиных демонстративных стонах было больше злорадства победившей гопоты, чем естественной страсти и от этого они были еще омерзительней и грязнее.

Жизнь, последние годы легкая и праздничная, снова стала тусклой и тяжелой.

Надо было зарабатывать на пищу и жизнь. Появились продуктовые карточки. У них были самые малообеспеченные – №3. Бывало, что в лавке их не отоваривали и надо было умудряться до конца месяца поймать момент, когда можно было хоть что-то получить. Это отнимало время и нервы. Народ стал крикливым и злым. В очередях бывали драки. Можно было услышать все, после чего стоять не хотелось, но надо было. И так повсюду. Боря рос не по дням. Требовалось добывать или перешивать одежду, искать обувь. Надо было каждый день думать о том, чем кормить сына.

Это заставляло её искать возможность заработать. Где и чем могла. Она подрядилась стирать в семьях, которые могли себе позволить прачку. Ходила убирать квартиры функционеров и военных. Бралась за продажу чужих вещей на базаре. Но за все это платили мало и нерегулярно. Если бы не помощь Рахили и Кати, то они давно уже бы протянули ноги.

Катя носила им еду, а Рахиль иногда давала деньги, которых хватало в обрез.

Дора стала как бы меньше ростом, незаметнее и тише. С тоской взирающая на текущую мимо жизнь, и перебирая прошедшее, как четки памяти, она жила прошлым. Она не улыбалась, и только глядя на Бориса, иногда светилась от чувства любви к нему.

Рахиль не требовала к себе внимания, и Доре казалось, что она счастлива. Только Катя пыталась иногда показать, что у дочки есть проблемы, но она этого не понимала, или не хотела взвалить на себе еще одну неподъёмную ношу.