Гарриет Бичер-Стоу - Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

Старательно украсив часовенку цветами, Агнес опустилась на колени и стала молиться за душу молодого человека.

– Святой Иисус, – сказала она. – Он очень богат, молод, красив, и ещё он – родственник короля. Всеми этими преимуществами дьявол может искушать его, чтобы он забыл Бога и погубил свою душу. Святая мать, дай ему добрый совет!

– Иди, детка, ужин готов, – отозвалась Эльси. – Я подоила коз, всё готово!

После лёгкого ужина Агнес взяла свою прялку, обмотанную белоснежным льном, и снова устроилась на своём любимом месте – низком парапете с видом на ущелье.

Головокружительная глубина, буйная растительность, бормотанье крошечных водопадов, спадавших вниз – всё это делало ущелье предметом размышлений девочки и давало пищу её воображенью. Древняя итальянская традиция населяла такие места фавнами и дриадами, – дикими лесными существами, соединительным звеном между растительной жизнью и разумным человеком. Христианство, которое пришло в эти края на смену язычеству, внесло не только светлую веру в бессмертие святых, но и более мрачные понятия о противостоянии добра и зла, о вечной борьбе, которую ведёт человеческий дух, чтобы избежать вечных страданий и восстать к бесконечному блаженству. На смену красочным и беззаботным существам из древнеримских мифов пришли суровые и грозные ангелы, а в их тени – пугающие, отвратительные бесы. Вместо дриад и фавнов каждое глухое ущелье, каждая тёмная пещера стали прибежищем новых существ – беспокойных демонов, которые сами потеряли надежду на бессмертие и теперь подстерегают слабого человека, чтобы и его лишить славного будущего.

Воспитание, которое получила Агнес, сделало её особенно чувствительной ко всему, что касалось невидимого мира. Позже мы расскажем подробнее о её воспитании. Пока что она сидит в лунном свете на замшелом мраморном парапете; прялка давно замерла в её руках, а тёмные глаза неотрывно вглядываются во мрак пропасти. В ночной тишине ещё отчётливее слышны загадочные звуки в ущелье – вдохи и бормотанье ручья, шелест ветра в ветках плюща. Белый туман медленно поднимается по стенам скал, колышется, наползает то на островок зелени, то на колючий куст алоэ. Издалека он похож на белый гоблинский плащ.

Над морем догорели последние лучи солнца, погрузив очертания Везувия в серые сумерки; в дымке отчётливее видны язычки огня, вырывающиеся из вершины вулкана. На горизонте ещё видна алая полоса, но большая круглая луна уже взошла и напоминает яркую серебряную лампу.

Казалось, девушку охватило лихорадочное волнение; она глубоко вздыхала и снова и снова повторяла молитву. В это время из тумана в глубине ущелья до неё донёсся звучный мужской голос, который красивым тенором напевал тягучую и печальную мелодию. Есть голоса, которые способны передать сокровенные чувства души, не оставляя никого равнодушным. Отчётливо слышны были слова песни:

Печален я и одинок,

Надежды нет

Лишь ты одна – моя любовь

И свет.

Прекрасный ангел, где же ты?

Тоскую я.

Взгляни хотя бы только раз

Ты на меня.

Лишь небу ты принадлежишь,

И мыслям горним.

Но небо тоже – посмотри —

Любовью полно.

В звуках этой песни было столько одухотворения, что на глазах у Агнес выступили слёзы и одна за другой закапали на листья папоротника. Она вздрогнула и торопливо отошла от края скалы. Ей вспомнились рассказы монашек о духах, блуждающих в пустынных местах, которые соблазняют неопытных путников прекрасной музыкой, чтобы сбить их с пути, а потом привести к ужасной погибели.

– Агнес! – раздался резкий голос старой Эльси, появившейся в дверях, – вот ты где!

– Я здесь, бабушка.

– Кто это поёт в такой поздний час?

– Я не знаю, бабушка.

Почему-то девочка почувствовала, что эта песня является её собственной прекрасной тайной, мостиком между нею и чем-то ещё незнакомым, что ей предстояло полюбить.

– Эти звуки несутся из ущелья? – забормотала старуха, решительно подходя к парапету и пытаясь что-то разглядеть внизу своими зоркими глазами. – Если там кто-нибудь есть, пусть убирается подобру-поздорову и не нарушает покой честных женщин своим кошачьим завыванием. Идём, Агнес, – добавила она, дёрнув девочку за рукав, – думаю, ты устала, моя овечка. Ты всегда так долго молишься по вечерам, малышка, что бабушке приходится идти за тобой, чтобы уложить тебя спать. Что с тобой? Ты плакала? Твои ручки холодны, как лёд.