Константин Седых - Отчий край

Семеновцы остановились. Зычноголосый старший урядник предупреждающе поднял руку:

– Стой! Дальше нельзя!

«Вот черт, орет как! – возмутился Ганька. – Здесь ему подчиненных нет, чтобы глотку драть».

– Стой! – так же громко скомандовал Роман своим и спросил напряженно следивших за каждым его движением урядников: – Кто вы такие?

– Парламентеры наказного и походного атамана Забайкальского казачьего войска генерал-лейтенанта Семенова!

– Что вам нужно от нас?

– Имеем приказ вручить вам воззвание атамана!

– Просим огласить его! Иначе не примем и разговаривать с вами не будем.

Этого урядники не ожидали. Лица их стали еще напряженней. Старший держал в руках свернутое в трубку воззвание, не решаясь приступить к чтению, а Кокухин нервно теребил темляк своей шашки. Роман понял, что поступил правильно. Воззвание, очевидно, было оскорбительным для партизан.

– На этот счет у нас нет никаких полномочий! – нашелся и крикнул урядник.

– Плевать на полномочия! Читай! – потребовал Роман и тут же пригрозил: – Если в воззвании только ругань да помои на нашу голову, можете поворачивать обратно.

Тогда урядник решился. Он встал на стременах, прокашлялся и хриплым голосом стал читать воззвание. Чтобы лучше слышать его, казаки и партизаны, сами не замечая того, подались вперед. Расстояние между ними сократилось до двадцати шагов.

Семенов предлагал партизанам прекратить ненужное кровопролитие и сдаться его войскам. Он обещал партизан распустить по домам без всякого наказания, но требовал выдать ему за это Павла Журавлева, Василия Улыбина, Степана Киргизова, Варлама Бородищева и всех полковых командиров.

Кончив читать, урядник поспешно сунул воззвание себе за ремень и схватился за поводья, чтобы можно было в любой момент повернуть коня и броситься наутек. «А все-таки здорово он потрухивает», – удовлетворенно отметил про себя Ганька.

Видя, что партизаны не хватаются за клинки и винтовки, урядник приободрился, спросил Романа:

– Разрешите вручить?

– Давай! – спокойно согласился Роман и не удержался, тихо, только для своих добавил: – Годится на подтирку.

Урядник подъехал строгий и настороженный, взял под козырек и передал воззвание Роману.

– Разрешите узнать, в каком вы чине? Нас об этом спросят господа офицеры.

– Командир сотни из полка Удалова. Действую по личному приказанию товарища Удалова, – ответил Роман и спросил: – А почему среди вас нет ни одного офицера? Мы можем обидеться, – пошутил он.

– Им это дело не улыбается. Наши господа офицеры слишком дорожат своей шкурой, – признался, не кривя душой, урядник.

– Передайте, что воззвание немедленно отошлем куда следует. Только ничего у атамана не получится, – громко, чтобы слышали все, говорил Роман. – По себе могу судить об этом, господин урядник. У меня ваши каратели отца зарубили, дом сожгли, хозяйство разорили. А мой отец не был ни большевиком, ни партизаном. Он в белой дружине служил, со мной воевал. Убили его из-за меня. Что же со мной сделают, если я вернусь домой? Да меня на куски изрежут. Вот сзади у меня взвод. В нем тридцать человек, и у каждого кто-нибудь из родных убит или повешен, выпорот или изнасилован. Разве можно их уговорить, чтобы они выдали своих командиров-большевиков и сдались на вашу милость? Да они растерзают любого, кто хоть заикнется об этом.

– Правильно! – дружно поддержали Романа его бойцы и долго не могли успокоиться.

Одни из казаков наблюдали за ними с каменно невозмутимыми лицами, другие с чувством вины и растерянности оглядывались кругом, перешептывались между собой.

– Это верно! – сказал урядник и тяжело вздохнул.

Роман немного подождал, но, видя, что урядник не хочет или боится продолжать разговор, сухо откланялся:

– Всего хорошего.

Откозыряв ему, урядник, потный от пережитого волнения, медленно поехал к своим, все еще опасаясь пули в затылок. Кокухин, стоявший несколько сзади, стал поворачивать коня, чтобы присоединиться к нему. И тут подстрекаемый Ганькой Пахоруков не вытерпел, рявкнул во всю глотку:

– Кокухин!.. Кешка!.. Будешь дома, кланяйся моей Марье!

Старший урядник вздрогнул, стегнул коня и поспешил присоединиться к своим. Кокухин, наоборот, остановился и, глядя на весело загалдевших партизан, широко улыбался. Узнав Пахорукова, обрадованно закричал:

– Здорово, Степан! Вот не думал встретиться!.. Как живешь?

– Живу, не скучаю!.. Подъезжай, потолкуем малость!