Ирина Костина - Нет цветов у папоротника. Книга седьмая

Все присутствующие в зале дамы похолодели и присели в поклоне ещё ниже так, будто у всех разом подкосились ноги. Елизавета пренебрежительно бросила под ноги Наталье срезанные волосы, отряхнула руки и величественной поступью двинулась дальше.

За её спиной вдруг возник шум и возбуждённые возгласы. Она остановилась и спросила, не оборачиваясь:

– Что там за суета?

– Лопухина в обморок упала, – тут же пояснила ей шёпотом Маврушка.

Елизавета лишь презрительно хмыкнула:

– Ну, так поделом ей, дуре! – и недоумённо изогнула бровь, – А почему молчит оркестр?!

Музыканты, с перепуга, дружно грянули музыку; нестройно и невпопад. Но, подгоняемые дирижёром, быстро выровнялись в нотах. Церемониймейстер на полусогнутых коленях подбежал к императрице:

– Прикажете начинать бал, ваше императорское величество?

– Начинайте!

В разгар бала Елизавета окинула взглядом танцующих придворных и весело осведомилась:

– Что-то я нашу красавицу не вижу?

– Кого имеет в виду Ваше императорское величество?

– Наташку Лопухину. Отчего не танцует?

Мавра бросила требовательный вопросительный взгляд в толпящихся у трона вельмож.

– Я слышал, князь Лопухин велел карету к крыльцу подать, – проявил осведомлённость князь Трубецкой.

– Уехать собираются?! – нахмурила лоб Елизавета, – Я им такого позволения не давала. Негоже гостям уходить с императорского куртага раньше времени. Никита Юрьевич! Скажи, чтоб воротились и продолжали веселиться вместе со всеми!!

Трубецкой покорно помчался исполнять поручение. Он застал чету Лопухиных, садящимися в карету, готовыми отбыть с бала прочь. Бросился к ним по ступеням, нелепо скользя туфлями по гладкому камню крыльца:

– Степан Васильевич, постой!

Лопухин усадил супругу в карету, сам обернулся к Трубецкому:

– Ты чего, Никита Юрьевич?

– Её императорское величество не довольна.

– Что так?

– Воротить вас велела.

– Да, ну?!

– Негоже, говорит, гостям уходить с императорского куртага раньше времени.

– Ах, негоже, значит?! – язвительно переспросил Лопухин, подрагивая ноздрями, – А волосы своим придворным дамам при людях стричь? Это гоже?!

Никита Юрьевич опасливо оглянулся; не слышит ли кто? И понизил голос:

– Ну, чего ты взъелся, Степан Васильевич? Ведь не дурак, понимаешь.

– Что я должен понимать?!

– Будто сам не знаешь! Семейство твоё при Анне Леопольдовне большую власть на себя взяло. В чести у великой княгини, как сыр в масле, катались!! И Елизавета Петровна это помнит. И все обиды помнит, что твоя Наталья ей чинила! Скажешь, нет? – и дружески положил ему руку на плечо, – Мой тебе совет: пригнуться бы вам теперь надо. Переждать. Не выпячиваться. Чтоб новой беды на себя не накликать.

Но тот резким движением скинул с себя руку Трубецкого и выпятил грудь колесом:

– Я – потомственный князь Лопухин! Я с царями в роду!! Никогда ни перед кем спину не гнул, и гнуть не стану!!

– Да побойся бога! Не гневи ты, Степан Васильевич, государыню-то!!

– А кто здесь государыня? – ядовито прищурился тот, – Это Лизка-байстрючка?!

– Тише!! – перепугался Трубецкой, мгновенно спав с лица, – Совсем страх потерял? Ведь только что из-под ареста! За такие слова сразу на дыбу пойдёшь!!

– Ну, так, давай! Беги! Кричи «слово и дело»!! Выслуживайся перед новой царицей!!!

Никита Юрьевич рассердился:

– Ничего я кричать не стану. Но ты, Степан Васильевич, заруби себе на носу – больше ко мне не подходи! Я тебя отныне знать не знаю!!

И, развернувшись, удалился. Лопухин послал ему в спину ядовитый плевок:

– Да пошёл ты!

Обратную дорогу Наталья Фёдоровна, сидела в карете истуканом, будто онемела. И вдруг не выдержала и разразилась горькими слезами. В одном порыве оплакивая сразу всё: и разлуку с Левенвольдом, и закат своей карьеры первой придворной дамы, и унизительные допросы в Тайной канцелярии, и срезанные волосы, и жгучие минуты позора на нынешнем балу.

Лопухин долго сидел, насупившись. И слушал её отчаянные завывания. Наконец, одним движением привлёк супругу к себе, прижал крепко к груди и сказал:

– Ну, будет реветь-то! Я тебе вот что скажу, Наташа! Ты, и с обрезанными волосами, всё одно, краше её будешь.

Выборг

Только к концу мая фельдмаршал Ласси, убедившись, что порядок на улицах Петербурга возобновился, вернулся под Выборг и провёл смотр войскам на готовность к военным действиям против шведов.

Разведка донесла, что пехотные части шведской армии сильно пострадали при попытке выступления в середине марта. И теперь, наверняка, шведы пустят в ход флотилию. Этого Ласси очень опасался.