Ирина Костина - Нет цветов у папоротника. Книга седьмая

– Опять?! – всплеснула руками Анастасия, – Что ж, ты его так до самой старости ждать будешь?!!

– Надо, так буду.

– О! Гляди-ка! Кто к тебе идёт! – толкнула её под локоть Ягужинская.

– Кто?

– Твой московский воздыхатель. Николай Головин.

– Ну, это уж вовсе ни к чему.

– Как знать, – лукаво улыбнулась Анастасия, – Поворкуйте. А я отойду.

– Настасья! Здравствуй! – радостно приветствовал её Николай.

– Здравствуй.

– С каждой нашей новой встречей ты становишься всё краше и краше.

– Полно, – смутилась Настя.

– Лукавить не стану. Уж в этот раз точно сватов зашлю!

– Вот ещё чего выдумал! – одёрнула его она.

– Я не шучу.

– Ишь, ты, шустрый какой! Прежде, чем сватать, меня бы спросил, – укорила его Настя, – Может, я за тебя не пойду!

– Это почему?! Чем я тебе не хорош?

– Всем хорош. Да… не люблю я тебя.

– Это ничего. Потом полюбишь.

– И не подумаю даже.

– А ты подумай. Если я чего решил, то от своего не отступлюсь! – рассмеялся Головин, прижимаясь к ней плечом.

Но она шутливо стукнула его веером и отодвинулась.

Елизавета, тем временем, разглядывала в зеркале новый шлейф, приколотый булавками к платью.

– Теперь хорошо, – удовлетворённо сообщила она, – Но края ткани не подшиты.

– Лизанька! – взмолилась Маврушка, – Но, чтоб подшить края шлейфа, уйдёт вся ночь! Поверь! Всё выглядит итак великолепно!

– Парчовые нитки будут торчать, – капризно заявила она.

– Не будут.

– Будут!

Мавра взяла со столика ножницы:

– Я возьму их собой. И буду неотлучно следить за твоим шлейфом. Как только замечу какую нитку – сразу её отстригу!

Елизавета задумалась. Все в комнате – фрейлины, портнихи, слуги – устремили на неё умоляющие выстраданные взгляды. Она выдержала мучительную для всех паузу и произнесла:

– Ну, хорошо. Пусть церемониймейстер объявляет, что я иду.

– Её императорское величество, государыня императрица и самодержица Российская Елизавета Петровна!

Оркестр грянул торжественный марш. Гости, измождённые ожиданием, встрепенулись и, рассредоточились по залу, выстроившись в живой коридор, присели в почтительном поклоне.

Елизавета, чрезвычайно довольная собой, плыла по паркету мимо толпы. И с наслаждением отмечала на себе восхищённые взгляды. Ещё бы! На ней платье, стоимостью в её прежний годовой расход. Весь лиф усыпан таким количеством бриллиантов, что блики от них отражаются в лицах придворных. Пальцы увенчаны перстнями. А уши оттягивают серьги с небывалой величины сапфирами. Шлейф тянется по паркету ровно на два локтя, как влитой – ни вправо, ни влево, как некогда у Наташки Лопухиной. И, главное, причёска по самой последней парижской моде, о которой всем этим придворным «матронам» ещё даже не ведомо…

И тут её умиротворённый взгляд неожиданно напоролся на Наталью Лопухину с прической в точности, как у неё, по последней парижской моде. И даже бутон в локоне был одного с нею цвета – розовый!!

Елизавета остановилась и, сменив траекторию маршрута, с угрожающим видом приблизилась к чете Лопухиных. Смерила Наталью высокомерным взглядом, двумя пальцами поддела её локон с плеча:

– Эт-то что такое?!

Наталья в ответ лишь взглянула ей в лицо с тихой насмешкой.

Ах, сколько раз Елизавета видела прежде этот ненавистный ею взгляд, полный презрительного превосходства! И сколько раз она умирала от желания врезать Лопухиной по довольной физиономии! «Ну, да ничего! Сейчас ты у меня получишь!» – мстительно подумала Елизавета. И повелительным жестом протянула руку к Шуваловой:

– Мавра, дай-ка мне ножницы.

Та быстро подсуетилась, и вручила в протянутую ладонь императрице серебряные ножницы, что прихватила с собой, дабы срезать с парчового шлейфа Елизаветы секущуюся золотистую нить.

Елизавета стиснула в ладони Натальин локон и грубым движением отстригла розовый бутон вместе с волосами. И, наконец-то, с наслаждением узрела-таки исказившееся ужасом лицо соперницы. Наталья, никак не ожидающая такого поступка от императрицы, от потрясения побледнела и схватилась рукой за изуродованную причёску, где у виска остался торчать куцый клок волос.

Придворные тихо ахнули и оторопели. Стихла даже музыка. Елизавета, держа в руках срезанный локон, обернулась к притихшим гостям:

– Предупреждаю! – её голос прозвучал в образовавшейся тишине гулко и угрожающе, – Я – ваша государыня! Я – первое лицо в Российской империи! И я – первая надеваю то, что будет потом в моде при дворе!! Всем ясно?!