Николай Ильинский - Ветвь Долгорукого

– В поисках красоты? – с нескрываемым сочувствием спросил Десимус.

– Может быть, – ответил грек, широко зевая.

– Весперна [27] Весперна – вечер ( лат. ). , – тоже стал зевать латинянин.

Сумерки медленно заполняли кустарники запахом близкого моря, разноголосицей ночных птиц, цикад и прочей живности, которая оживилась с наступлением прохлады. Олекса не вслушивался в разговор своих спутников, хотя отрывочно он понимал, о чем шла речь. Он лежал вверх лицом, с широко открытыми глазами смотрел на небо, которое начинало литься прямо в его глаза тысячами и миллионами тусклых и ярких звезд. Видел он эти звезды и дома, когда ночью рыбачил на Десне. Когда было тихо, и вода, казалось, стояла на одном месте, то и на небо можно было не смотреть. Звезды были рассыпаны по всей речной глади, как зерна по весенней пашне. Так лежал он долго, не думая ни о чем, кроме как об отце: стоило ли ехать так далеко, чтобы умереть на чужбине? Дома его похоронили бы, отслужив панихиду в местном храме, под звон колокола отвезли бы на кладбище, что недалеко от Новгорода-Северского, и положили бы рядом с женой Агриппиной, любимой матерью Олексы. А теперь встретятся ли они там, где столько звезд теснится? С этими нерадостными мыслями он, сильно уставший, измотанный, закрыл глаза и, словно упав во тьму, – крепко заснул.

Проснулся Олекса от громких криков, а затем начались удары в грудь, по ребрам, ногам и даже по голове. Открыв глаза, он увидел над собой лица разъяренных людей с длинными ножами и саблями в руках. Люди были ему не знакомы, в непонятно какой одежде, широких штанах, тюрбанах на головах, лица у всех темные, загоревшие на солнце, пропитанные потом и пылью. Двое из них схватили его за одежду на груди и поставили вертикально. Босыми ногами Олекса почувствовал, что стоит на еще прохладной от ночи земле. Оглянувшись, он увидел стоявших в нескольких шагах от него Пантэраса и Десимуса. С них была снята верхняя одежда, руки связаны за спинами, на шеи накинуты петли из веревок, концы которых держали в своих руках незнакомые люди, которые эти концы веревок время от времени сильно дергали, отчего латинянин и грек резко сгибались. Грубо толкнув в спину, связали руки и Олексе, а потом сделали петлю на шее. Но больше всего испугался Олекса, когда увидел, что его старые башмаки внимательно рассматривают два грабителя, а это были именно грабители из мусульман-сельджуков, мстившие крестоносцам-победителям, а заодно и промышлявшие разбоем на дорогах Палестины. Один грабитель, к ужасу Олексы, стал примерять его башмаки на свои грязные ноги. Но чужая обувь не пришлась ему по размеру, и он с отвращением, а для Олексы к великой радости, швырнул пропахшие потом башмаки в траву. Олекса, хотя и обмотанный веревками, но шагнул в сторону и быстро постарался просунуть в них свои босые ноги. Он не ожидал, что все так быстро получится. Даже разбойники удивились его ловкости, но бить его или отнимать никому негодную обувь не стали: понятно, что захваченный в плен не хотел идти босым по колючкам и острым камешкам. Да и самим грабителям не выгодно было иметь человека, хотя и молодого, по всей видимости сильного, но с больными ногами: такого продать будет трудно. А Олекса был счастлив хотя бы тем, что под его ступнями покоились монеты, которые вдруг да пригодятся – всякое может случиться!

Пантэрас и Десимус смотрели на своих врагов и на Олексу глазами, полными недоумения и нескрываемого испуга. Никто из них, так же, как и Олекса, не ожидал такого крутого поворота в жизни. У них также все отняли. Двое сельджуков теперь издевались над париком Десимуса, смеясь и кривляясь, напяливая его на свои тюрбаны, третий гордо щеголял перед Пантэрасом в его сапожках с отогнутыми голенищами, а затем кинул под ноги бедного философа-грека свои старые сандалии и принялся справлять малую нужду, нацеливая свою ядовитую струю прямо на его босые ноги. Пантэрас молча терпел пытку, сравнимую с болью, может быть, распятых на крестах рабов вдоль Аппиевой дороги, и только нервно шевелил пальцами ног. Олекса видел, как у грека ходили желваки, как части лица, не покрытые бородой, вдруг вспыхивали от гнева и становились красными, как грудки у снегирей. А те грабители, которым достались плащи латинянина и грека, набрасывали хламиды себе на плечи и тыкали друг в друга пальцами, с хохотом приплясывая. Затем, перетряхнув напоследок еще все сумки и шмотки паломников и не найдя в них ничего ни ценного, ни вкусного, сельджуки с криками, нанося удары кулаками в спины, ребра, головы, или, изловчась, били носками ног под зад, заставили незадачливых паломников двинуться с места. Олекса боковым зрением бегло подсчитал, что грабителей в группе было человек пятнадцать – с такой силой не поборешься, и покорно шел навстречу неясной судьбе.