Евгений Федорин - Перегоны. Часть 1

Без зла смотри на мирозданье,
А взглядом разума, добра, любви.
Жизнь – море. Из благих желаний
Построй корабль и по волнам плыви.

“Есть у всего свои начала”, —
Отец мой часто отмечал.
Мне то наказом прозвучало
Искать начала всех начал.
И, многие пути изведав,
Я их нашел. Увы, не раз
То были старые ответы,
Сто крат открытые до нас.

Но я и в ту был счастлив пору,
Сам находил, а то – не зря:
Родней мне стали степи, горы,
Небес просторы и заря.
О, это здорово, поверьте,
И силы множит во сто крат —
Увидеть все родным на свете,
Знать камень – твой далекий брат.

Догадка есть: всему начало —
Те скоростных нейтронов два,
Что Бесконечность раскачала,
Лоб в лоб нацелив их сперва.
От них пошли миры созвездий
И обитаемых планет…

Потом, Вселенную изъездив,
Узнают люди, краше нет
Планеты нашей (зелень – в сини!),
Как знают русские сыны,
Нет ничего милей России,
Её восторженной весны.
Как мы, казацкие потомки,
К тому же, знаем, лучше нет
Родимой нашей Копытовки,
Что, где б ни вился путь наш долгий,
На ней сойдется клином свет.
В нас к ней огонь любви закован,
Она зовет нас, как причал,
Для сердца чувственных законов
Она – начало всех начал.

И то – не моды крик капризной,
А правды высшей смысл и суть:
Чтоб сыном верным стать Отчизне,
Родной станице нужным будь.

Со стороны юго-востока
В край этот прибыла река,
Где, повернув на север строго,
Про глубину забыв пока,
Текла прямой, широкой лентой.
С версту прямой. А там опять
К востоку шла дугой заметной
В степях раздольных погулять.

На встречу с голубой подковой
Упрямо с западных степей
Спешил веселый родниковый
В шаг шириной всего ручей.
За вкус воды и нрав игривый,
Пусть той воды в нём сам пустяк,
Его назвали здесь красиво —
Добренька, попросту – Ревчак.
Ревел ли он и впрямь когда-то
Иль Ревчаком шутник нарёк,
Но каждый был не прочь близ хаты
Иметь подобный ручеёк.

Ревчак в ранг речек не годится,
Но, как и Ея, нес в себе
Немалое в судьбе станицы,
В судьбе всех нас, в моей судьбе.

Руки художника достоин
Сюжет тех лет: с кнутом в руке,
Мальчишка в шляпе из соломин
Пасет гусей на Ревчаке.
Для детворы Ревчак был грядкой,
Где, как рогоз, и мы росли,
А наши корни – пальцы, пятки —
Не вылезали из земли;
Где дружба “вечная” и драки;
Где мы гуртом то лепим гать,
То ползаем в грязи, как раки,
Чтоб раков в норах добывать…
Теперь случись увидеть глазу
Там затвердевший детский след,
И сердце вздрогнет как-то сразу:
Не мой ли с тех далеких лет?

Там, где Ревчак впускала Ея,
На побережьях левых двух,
Спал в травах, щедро зеленея,
Нетронутый широкий луг.
Как раз у этой Еи части
В один известный миру час
На счастье нам и на несчастье
Станица наша началась.
Здесь первые и встали хаты,
Ну и, конечно ж, неспроста:
И огород – всегда богатый,
И рядом – выпас для скота.

Меня к дворам тем, первым, ныне
Влечёт особенно один —
Где жил, почти посередине,
Мой дед Никита Чепурнин.
В числе переселенцев первых
Его был прадед или дед.
Но двор… ведь он донес, наверно,
От тех начал какой-то след?

Второй и третий хат порядок
Обосновались выше чуть,
И уж вдоль тех и хат, и грядок
Пролег станичный главный путь.
Первоначально до Добреньки
Дорога шла, до Ревчака,
Хоть, впрочем, бравым казаченькам
Что на пути большом река?
А тут – ручей одношаговый.
Вброд ехали, мостили гать,
Но берег правый ревчаковый
Стремились тоже заселять.
И там влеклись все тоже к Ее,
К ее пустынным берегам,
Чтоб жить свободнее, вольнее,
Имея скот и выпас там.

Но заселялся все ж охотней
Левобережий угол – Кут.
Дворы, сараи, хаты плотно
В ряды выстраивались тут.
У главной улицы станицы,
На самой площади большой
В свой час надежно разместиться
Успела церковь – Храм святой.

На каждого взгляд мудрый, строгий
Глядеть стал из-под куполов,
Повелевая верить в бога,
Молясь, креститься вновь и вновь:
Под звон к заутрене, к обедне,
К вечерне, по усопшим звон…
Роль веры, в общем, не последней
Была в казаках испокон.