Евгений Федорин - Перегоны. Часть 1

В заключение той прощальной ночи оркестр исполнял танго “Не уходи”. Но случилось так, что очень скоро, вопреки настоятельно звучавшему тогда призыву ушли из жизни очень многие и из числа оркестрантов, и из числа танцевавших прощальное танго. А еще ушло очень и очень многое из жизни и тех, кому суждено было все-таки дожить до победного конца войны. Последние строки из воспоминаний о деталях того далекого прощального события в устах седого ветерана войны звучат так:

Из баек Старого Дрючка читатель узнает, как о боевых делах станичников на фронтах войны, так и о героических событиях военной поры в самой Копытовке, причастными к которым оказались и самые юные ее жители. А все это – и копытовские фронтовики, и десантники, сброшенные на Копытовку, и местные истребительные противодесантные отряды, и местные партизаны, и по-своему боровшиеся с фашистами подростки – все это люди, общую характеристику которым поэт выразил словами: те, “в ком сильнее страха совесть, могущественнее смерти долг”.

Отмечая художественные достоинства поэмы, хотелось бы, кроме отмеченных уже ранее впечатляющих общего плана зарисовок труда и отдыха станичников и хуторян, сказать о целом ряде других фактов и эпизодов из их жизни, изображенных автором порой как бы мимоходом, но изображенных так, что след от встречи с ними в памяти читателя остается основательный и надолго, благодаря их особой, почти осязаемой образности.

Так при одном только упоминании о поэме “Перегоны” у автора этих строк без всякого напряжения памяти, самопроизвольно, подобно бегущим кадрам телеклипа, перед глазами возникают: то поединок казака Голана с необъезженным жеребцом, то девушки в обществе леших, то схватка красноармейского разъезда с мифическим чудовищем жовтобрюхой, то над тихой жизнью хуторков проплывающий аэроплан и убегающие от него в укрытие куры, то пик знойного полудня в хуторском дворике, когда возникает такая тишина, что “за сотню метров услышишь, как жужжит пчела”, то “эскадрон” мальчишек-истребителей “пустоцвета” на огородных грядках, то семейный “джаз” Чепурниных и история с “бунтом” балалаечника, то закопанный в землю девками матершинщик Филя, то перевозка на хутор молотильных агрегатов, то попытка арестовать коммуниста Архипова, то “богатырским сном мертвецким” спящие воины-победители на улицах поверженного Берлина, то эксперимент мальчишек Лешки Гвозденко и Женьки Чепурнина с вызовом на свидание настоящего живого черта, то встреча в степи пастушка Самсона с городскими девушками, то идущие на “волшебную” свечу кладоискатели… Иными словами, смена в памяти читателя созданных автором поэмы зарисовок из самых разных областей жизни казачьей станицы и ее хуторов имеет тенденцию быть бесконечной, вернее, продолжаться до полного исчерпания всего содержания поэмы, произведения воистину энциклопедического плана. Как видно, именно здесь мы имеем случай, когда, говоря о качестве изображения фактов действительности, без всяких оговорок употребимы выражения: “Один другого лучше”, “Все – лучше”. А это значит, что автор может быть доволен: неоднократное обращение читателей к тексту поэмы, к ее образам (я – из числа таких именно читателей и уверен, что таких будет множество) может свидетельствовать только об одном – о незаурядном поэтическом таланте автора “Перегонов” и о самых высоких художественных достоинствах созданного им произведения.

Один из читателей в своем отзыве обратил свое внимание на то, как удачно заключительные строки стихотворения “Ласточка” (из тетради стихотворений А. Гвозденко, приложение к главе 21) передает концовку щебета именно этой птички:

Внимание читателя именно к этим строкам стихотворения для нас важны еще и тем, что, кроме действительно замечательного примера звукоподражательной образности, упомянутым стихотворением отражена еще и та жуткая трагическая правда, что ведь многие многолюдные кубанские станицы были буквально опустошены страшным голодом зимы 1932–1933 гг.

После ознакомления с упомянутым замечанием читателя я стал строже относиться к себе в смысле оценки пусть еще не вполне совершенных, но, как оказалось, о многом говорящих стихов из тетради А. Гвозденко.