Евгения Малин - Из-за стены

Изначально их должен был взять другой гид, парень из «корабелки» – но он был вынужден уйти с позором, перед тем успев изрядно отличиться в работе с группой из Западной Германии: поучаствовал в нелегальной торговле с иностранцами, устроил с ними пьянку в поезде за их же счёт – и, как вишенка на торте, вступил в связь с немецкой туристкой. К подобному Рита относилась спокойно (если это не касалось ее лично), кроме, пожалуй, ситуации с поездом – здесь было явное нарушение профессиональной субординации. В остальном же все фарцевали по-мелкому, кто-то влюблялся, тайно встречался и даже переписывался, несмотря на официальные запреты. Но старались быть осторожнее и не прокалываться так явно. Рита немного сочувствовала этому парню, хотя поражалась его недалекости.

Она взглянула на вокзальные часы. Те показывали двадцать минут одиннадцатого. Надо было найти Майера, руководителя «ды́ровцев», как называл туристов из ГДР один ее знакомый фарцовщик, и все же принять его подарок – чтобы договориться с вокзальным рестораном наверняка.

Три месяца назад

– Родители Уллы нашли перевозчика, – сказал Петер за обедом.

Мать с невозмутимым видом поставила перед ним тарелку супа.

– Сколько это будет стоить? – спросила она.

– Десять тысяч.

– Прекрасно. – Все с тем же невозмутимым видом Анна села напротив. – Размести завтра объявление в газете о продаже автомобиля. Если добавить сбережения, как раз хватит.

– Мам, ты не поняла. Десять тысяч с человека.

Мать замолчала. Оба знали, что таких денег у них не было. Они молча ели свой обед. В комнате висела тишина, прорезаемая лишь тиканьем стоявших на камине часов.

– Беги один, Петерле, – наконец сказала мать, разбив напряжённое молчание. – Здесь тебя ничего хорошего не ждёт.

– Нет, мама, послушай. Я уже все решил. Тебе сделают документы, родители Уллы все организуют, поедете с ней вместе как мать и дочь. Только там очередь, готово будет в июле, не раньше. Я как раз университет закончу. Я уже задаток внёс – у меня были деньги, я весь год работал, ты же знаешь. Только машину все равно продать придется, иначе не хватит. Но все равно, не здесь же ее оставлять. – Петер волновался, и от волнения говорил быстро и сбивался. – А мы с Йоханом договорились. У него дом практически на самой границе; ну, ты знаешь, у них же свой дом, не квартира. Нам его отец помогает, и ещё братья. Они тоже хотят бежать всей семьёй, а денег нет. Я думаю, к концу июля мы как раз закончим.

– Что закончите?

– Рыть туннель.

– Нет, Петерле. Это опасно. На вас могут донести соседи.

– Брось, мама. Что они заподозрят? Мы с Йоханом с седьмого класса дружим, я у него и так почти каждый день бываю.

Анна заметно расслабилась. То, что Йохан был закадычным и чуть ли не единственным другом ее не особо общительного сына еще со школы, она знала. Но жизнь научила не доверять никому.

– Хорошо, – сказала она. – Только вам надо отвести от себя подозрения.

– Что ты имеешь в виду? – Петер недоуменно посмотрел на нее.

– Показать свою лояльность партии, поучаствовать в каком-нибудь молодежном мероприятии. Лучше всего выездном, незадолго до побега. Тогда меньше шансов, что вас заподозрят в неблагонадежности. Есть у вас такие?

– У нас на факультете сейчас набирают группу для поездки в Советы, кажется, в начале лета. Что-то вроде дружеского визита. Меня Криста звала.

– Узнай об этом подробнее и запишись – это был бы замечательный вариант.

– Но у меня нет денег. Я почти все потратил.

– Не думаешь же ты, что и у меня ничего нет, – Анна улыбнулась и собрала тарелки.

– Ступай, я тут сама справлюсь, – добавила она, заметив попытку Петера помочь ей убрать со стола, и, стоя уже на пороге кухни, бросила через плечо: – Все будет хорошо.

Но Петер не услышал в ее голоcе привычной уверенности.

* * *

Выйдя из здания вокзала, Петер достал из кармана брюк сложенный вчетверо туристический путеводитель по Ленинграду с картой города, которым перед отъездом снабдил его Йохан. Сам Йохан в Ленинграде не бывал, путеводитель из путешествия по Советам привез годом или двумя ранее Макс, его старший брат. Карта представляла для Петера особую ценность – на ней Максом по памяти тщательно были отмечены основные пункты нелегальной торговли советских граждан с иностранцами, или по-местному «фарцовки», по счастью, совпадавшие с главными достопримечательностями северной столицы, как называли Ленинград русские.